"В те времена черепахи могли беспрепятственно летать над Афинами." (c)
Название: Сказка про старого шаса
Жанр: Претензия на притчу
читать дальшеНа высоком-высоком холме жил-был старый-престарый шас.
Даже для шаса он был очень-преочень старый. Его дети выросли давным-давно, стали уважаемыми членами Гильдии, подарили ему множество внуков и правнуков. Старый шас был счастлив. Особенно когда семья навещала его – всегда шумной дружной толпой, с подарками и угощениями, с новыми историями, слухами и сплетнями. Родня любила друг друга, и старый шас не мог на них нарадоваться.
Однажды, после гостевого дня старый шас разбирал привезенные подарки. Они были разные, дорогие и дешевые, нужные и не очень, но все они были подарены от души.
Из всех подарков шасу понравился больше всего один – это старший правнук впервые сам заработал деньги – юная гордость семьи. Простенькая статуэтка из обычного хрусталя, не слишком изящная, немного побитая – внутренние трещинки играли солнечными лучами, копеечная работа, но – первые деньги для шаса это священнодействие, почти магия, начало новой эпохи в жизни… Первые деньги – всегда в подарок семье и близким…
Старый шас присел у окна, разглядывая хрустальную фигурку. Это была хорошенькая девушка не то завернувшаяся в шаль, не то в каком-то странном одеянии. Шас слегка стукнул ногтем по статуэтке, и та отозвалась высоким чистым звоном. Вечернее солнце рассыпало радужные блики, и старый шас залюбовался мягким уютным светом, казалось притаившимся в статуэтке.
Осень выдалась теплая… Так устроена жизнь, что ты не знаешь, сколько отмеряно тебе дней. И каждый новый день это тоже подарок. Шас любил каждый вечер сидеть у окна, глядя, как дневное светило медленно падает за горизонт. А рядом на окне неизменно стояла статуэтка. Шас улыбался ей и изредка щелкал ногтем, наслаждаясь ее тихим-тихим звоном, чистым и прозрачным… И не было у старого шаса собеседника более внимательного и приятного. Он делился с ней своими воспоминаниями, своими идеями, опасениями и надеждами, рассказывал разные-разные истории, которых накопил за свою долгую жизнь великое множество. А молоденькая девушка, сидевшая где-то там, в статуэтке, на все его слова отвечала молчаливым пониманием… Иногда даже старому шасу, казалось, будто он может в игре солнечных бликов на хрустальных гранях разгадать ее ответ.
Недели шли за неделями, и старый шас все не мог нарадоваться на свой простенький, но такой дорогой подарок. Не по цене, нет, а по тому, что рождалось от маленькой хрустальной статуэтки где-то очень глубоко внутри…
В день осеннего равноденствия в гости к старому шасу пришел его старинный-старинный друг, тоже старый, уважаемый шас. Они вместе выпили чая с мятой и диковинными травами, рассказали друг другу новости, вспомнили старости. И как о великой тайне, тайне, которую старый шас хранил в душе, стесняясь признаться в том, что, дожив до преклонных лет, он вдруг начал верить во всякую чепуху, он рассказал своему другу, что удивительная статуэтка кажется ему чем-то живым…
Шасы поставили статуэтку на окно и долго смотрели, как переливаются ее грани, рассыпая веером солнечные лучи, иногда чуть сдержанно и мягко, а иногда вспыхивая бурей ярких, сочных красок удивительно чистых цветов.
…Солнце давно уже село, а оба шаса все никак не могли отделаться от ощущения, будто с ними сидит третий молчаливый и внимательный собеседник.
На следующий день друг старого шаса вернулся, неся под мышкой укутанный в платок древний фолиант. В глазах его была тревога и усталость – похоже, он всю ночь листал старые редкие книги.
Молча, он развернул старинную книгу. Уголки древних страниц ломались и рассыпались под его торопливыми, дрожащими от волнения, сухими пальцами. Книга на древненавском рассказывала о 200 хрустальных воинах, привезенных когда-то во времена Великой Навской империи из внешних миров. Это были статуэтки, мощные магические артефакты, точь-в-точь такие же, как и та, что мирно стояла на окне. Они питались эмоциями, многократно усиливая их. Для чего они были созданы изначально – никто не знал. Были известны лишь их боевые стороны. Будучи накачанными боевой яростью до краев, статуэтки оживали и становились беспощадными воинами, соединенными магическими узами со своим хозяином. Со временем эмоциональный заряд заканчивался, и их необходимо было заряжать заново. Так продолжалось до тех пор, пока большая их часть не была захвачена Азаг-Тотом во время войны навов с гиперборейцами. Гиперборейцы накачали статуэтки ненавистью, чистой и жгучей, как вкус Золотого корня, и с тех пор ничего, кроме ненависти они не принимали. Навы уничтожили все статуэтки, захваченные Азаг-Тотом…
…Но небольшая хрустальная фигурка, несмотря ни на что, стояла на окне.
В ту ночь старый шас долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, смотрел на беспокойные тени качающихся за окном веток. И было ему не по себе. Ему мерещились древние баталии, черные, стремительные тени гарок, сверкающие статуэтки, оскаленные и перекошенные чудовищной магией лица гиперборейцев, огонь, кровь, дым, сверкание мечей… Деревья шуршали за окном, а домик казался таким ненадежным укрытием. От звука ветки, царапавшей стекло, шас вскочил как ужаленный. Он зажег лампу и сел на кровати, настороженно прислушиваясь к малейшему шороху…
И вздрогнул от резкого звука – где-то в подполе тихо заскреблась непуганая котами мышь. Шас с сердцах топнул ногой и плотнее закутался в плед.
Прихватив с собой лампу, старик героически преодолел свой страх и решительно спустился в гостиную.
В неярком свете лампы статуэтка казалась чудовищем. Она светилась тусклым багровым светом изнутри, ее лицо превратилось в хищный оскал. По спине шаса пробежал липкий холодок… Рука сама потянулась к тяжелой медной печати-клише. Статуэтка пошевелилась и изменила позу. Показалось? Не показалось! Огонь внутри нее разгорался все ярче. Волна горячего страха захлестывала шаса все сильнее…
Старый шас бил долго… Размалывая хрустальные осколки в пыль, растирая их, чтобы они не могли больше никогда собраться вместе. Бил отчаянно, так, как обычно разят лютого врага на поле брани… Бил, бил, бил…
Он остановился лишь тогда, когда с легким звоном на пол не упала какая-то золотая пластина…
Шас вздрогнул и перевел дух…
А потом зажег верхний свет…
Осторожно, стараясь не наступать на осколки, старый шас подобрал маленькую табличку. Она была закована в хрусталь статуэтки где-то на дне и служила ей как якорь для устойчивости. Но теперь на ней можно было разобрать письмена. Символы чем-то напоминали барнагейские… Шас с трудом, но узнавал их. Одни означали боль, другие – тоску, войну, страх, ненависть… Их было очень много, маленьких и побольше, самые маленькие старый шас с трудом мог различить… Но по центру сиял огромный и четкий символ «Любовь», а под ним, едва проступало его, старого шаса, имя…
Он долго сидел, глядя на пластинку, постепенно осознавая все, что с ним произошло. Он все уже понял, только просто очень не хотел принимать. Он вспоминал медленно, деталь за деталью. Он вспоминал чистый прозрачный звон, похожий на смех. Он вспоминал, что он чувствовал, когда хрустальная девушка играла бликами на солнце. Он вспоминал то, как она слушала, внимательно и участливо. Он понимал и вспоминал. Медленно-медленно. Бережно. Стараясь не пропустить ничего…
Навы, даже навы, не знали для чего были созданы статуэтки изначально, имитация живой души, упрятанная в прозрачный камень. А может быть на самом деле живая? Кто знает? И ему, шасу, впервые удалось разбудить в статуэтке любовь… Во что она могла обернуться? Чем стать? Если ярость и ненависть делали из нее великолепного воина, блистательного и беспощадного, то что могла сделать из нее любовь…
Шас сидел тихо, боясь пошевелиться, боясь даже дышать, чтобы не спугнуть ЕЕ… Ему почему-то казалось, что душа, некогда заключенная в статуэтке все еще рядом, все еще здесь… Что она – живая… Легкое дуновение, похожее на поцелуй, едва уловимо коснулось его волос…
Старый шас зажмурился, боль утраты, жгучая, горькая мгновенно вспыхнула беспощадным огнем, а из глаз брызнули горячие слезы.
Узловатой рукой шас сгреб осколки в тонкий шелковый платок, а сверху положил золотую пластинку. Она казалась все еще какой-то странно теплой… Будто и вправду все это было живым… Живым зеркалом его самого…
Старый шас распахнул окно. Ледяной осенний воздух ворвался в комнату, растрепал седые волосы и принес запах облетевших листьев в саду. Шас долго сидел, всматриваясь в темноту… Но внутри было намного холоднее, поэтому холода он не чувствовал…
Вот такая история случилась со старым шасом, который жил на вершине высокого-высокого холма…
Жанр: Претензия на притчу
читать дальшеНа высоком-высоком холме жил-был старый-престарый шас.
Даже для шаса он был очень-преочень старый. Его дети выросли давным-давно, стали уважаемыми членами Гильдии, подарили ему множество внуков и правнуков. Старый шас был счастлив. Особенно когда семья навещала его – всегда шумной дружной толпой, с подарками и угощениями, с новыми историями, слухами и сплетнями. Родня любила друг друга, и старый шас не мог на них нарадоваться.
Однажды, после гостевого дня старый шас разбирал привезенные подарки. Они были разные, дорогие и дешевые, нужные и не очень, но все они были подарены от души.
Из всех подарков шасу понравился больше всего один – это старший правнук впервые сам заработал деньги – юная гордость семьи. Простенькая статуэтка из обычного хрусталя, не слишком изящная, немного побитая – внутренние трещинки играли солнечными лучами, копеечная работа, но – первые деньги для шаса это священнодействие, почти магия, начало новой эпохи в жизни… Первые деньги – всегда в подарок семье и близким…
Старый шас присел у окна, разглядывая хрустальную фигурку. Это была хорошенькая девушка не то завернувшаяся в шаль, не то в каком-то странном одеянии. Шас слегка стукнул ногтем по статуэтке, и та отозвалась высоким чистым звоном. Вечернее солнце рассыпало радужные блики, и старый шас залюбовался мягким уютным светом, казалось притаившимся в статуэтке.
Осень выдалась теплая… Так устроена жизнь, что ты не знаешь, сколько отмеряно тебе дней. И каждый новый день это тоже подарок. Шас любил каждый вечер сидеть у окна, глядя, как дневное светило медленно падает за горизонт. А рядом на окне неизменно стояла статуэтка. Шас улыбался ей и изредка щелкал ногтем, наслаждаясь ее тихим-тихим звоном, чистым и прозрачным… И не было у старого шаса собеседника более внимательного и приятного. Он делился с ней своими воспоминаниями, своими идеями, опасениями и надеждами, рассказывал разные-разные истории, которых накопил за свою долгую жизнь великое множество. А молоденькая девушка, сидевшая где-то там, в статуэтке, на все его слова отвечала молчаливым пониманием… Иногда даже старому шасу, казалось, будто он может в игре солнечных бликов на хрустальных гранях разгадать ее ответ.
Недели шли за неделями, и старый шас все не мог нарадоваться на свой простенький, но такой дорогой подарок. Не по цене, нет, а по тому, что рождалось от маленькой хрустальной статуэтки где-то очень глубоко внутри…
В день осеннего равноденствия в гости к старому шасу пришел его старинный-старинный друг, тоже старый, уважаемый шас. Они вместе выпили чая с мятой и диковинными травами, рассказали друг другу новости, вспомнили старости. И как о великой тайне, тайне, которую старый шас хранил в душе, стесняясь признаться в том, что, дожив до преклонных лет, он вдруг начал верить во всякую чепуху, он рассказал своему другу, что удивительная статуэтка кажется ему чем-то живым…
Шасы поставили статуэтку на окно и долго смотрели, как переливаются ее грани, рассыпая веером солнечные лучи, иногда чуть сдержанно и мягко, а иногда вспыхивая бурей ярких, сочных красок удивительно чистых цветов.
…Солнце давно уже село, а оба шаса все никак не могли отделаться от ощущения, будто с ними сидит третий молчаливый и внимательный собеседник.
На следующий день друг старого шаса вернулся, неся под мышкой укутанный в платок древний фолиант. В глазах его была тревога и усталость – похоже, он всю ночь листал старые редкие книги.
Молча, он развернул старинную книгу. Уголки древних страниц ломались и рассыпались под его торопливыми, дрожащими от волнения, сухими пальцами. Книга на древненавском рассказывала о 200 хрустальных воинах, привезенных когда-то во времена Великой Навской империи из внешних миров. Это были статуэтки, мощные магические артефакты, точь-в-точь такие же, как и та, что мирно стояла на окне. Они питались эмоциями, многократно усиливая их. Для чего они были созданы изначально – никто не знал. Были известны лишь их боевые стороны. Будучи накачанными боевой яростью до краев, статуэтки оживали и становились беспощадными воинами, соединенными магическими узами со своим хозяином. Со временем эмоциональный заряд заканчивался, и их необходимо было заряжать заново. Так продолжалось до тех пор, пока большая их часть не была захвачена Азаг-Тотом во время войны навов с гиперборейцами. Гиперборейцы накачали статуэтки ненавистью, чистой и жгучей, как вкус Золотого корня, и с тех пор ничего, кроме ненависти они не принимали. Навы уничтожили все статуэтки, захваченные Азаг-Тотом…
…Но небольшая хрустальная фигурка, несмотря ни на что, стояла на окне.
В ту ночь старый шас долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, смотрел на беспокойные тени качающихся за окном веток. И было ему не по себе. Ему мерещились древние баталии, черные, стремительные тени гарок, сверкающие статуэтки, оскаленные и перекошенные чудовищной магией лица гиперборейцев, огонь, кровь, дым, сверкание мечей… Деревья шуршали за окном, а домик казался таким ненадежным укрытием. От звука ветки, царапавшей стекло, шас вскочил как ужаленный. Он зажег лампу и сел на кровати, настороженно прислушиваясь к малейшему шороху…
И вздрогнул от резкого звука – где-то в подполе тихо заскреблась непуганая котами мышь. Шас с сердцах топнул ногой и плотнее закутался в плед.
Прихватив с собой лампу, старик героически преодолел свой страх и решительно спустился в гостиную.
В неярком свете лампы статуэтка казалась чудовищем. Она светилась тусклым багровым светом изнутри, ее лицо превратилось в хищный оскал. По спине шаса пробежал липкий холодок… Рука сама потянулась к тяжелой медной печати-клише. Статуэтка пошевелилась и изменила позу. Показалось? Не показалось! Огонь внутри нее разгорался все ярче. Волна горячего страха захлестывала шаса все сильнее…
Старый шас бил долго… Размалывая хрустальные осколки в пыль, растирая их, чтобы они не могли больше никогда собраться вместе. Бил отчаянно, так, как обычно разят лютого врага на поле брани… Бил, бил, бил…
Он остановился лишь тогда, когда с легким звоном на пол не упала какая-то золотая пластина…
Шас вздрогнул и перевел дух…
А потом зажег верхний свет…
Осторожно, стараясь не наступать на осколки, старый шас подобрал маленькую табличку. Она была закована в хрусталь статуэтки где-то на дне и служила ей как якорь для устойчивости. Но теперь на ней можно было разобрать письмена. Символы чем-то напоминали барнагейские… Шас с трудом, но узнавал их. Одни означали боль, другие – тоску, войну, страх, ненависть… Их было очень много, маленьких и побольше, самые маленькие старый шас с трудом мог различить… Но по центру сиял огромный и четкий символ «Любовь», а под ним, едва проступало его, старого шаса, имя…
Он долго сидел, глядя на пластинку, постепенно осознавая все, что с ним произошло. Он все уже понял, только просто очень не хотел принимать. Он вспоминал медленно, деталь за деталью. Он вспоминал чистый прозрачный звон, похожий на смех. Он вспоминал, что он чувствовал, когда хрустальная девушка играла бликами на солнце. Он вспоминал то, как она слушала, внимательно и участливо. Он понимал и вспоминал. Медленно-медленно. Бережно. Стараясь не пропустить ничего…
Навы, даже навы, не знали для чего были созданы статуэтки изначально, имитация живой души, упрятанная в прозрачный камень. А может быть на самом деле живая? Кто знает? И ему, шасу, впервые удалось разбудить в статуэтке любовь… Во что она могла обернуться? Чем стать? Если ярость и ненависть делали из нее великолепного воина, блистательного и беспощадного, то что могла сделать из нее любовь…
Шас сидел тихо, боясь пошевелиться, боясь даже дышать, чтобы не спугнуть ЕЕ… Ему почему-то казалось, что душа, некогда заключенная в статуэтке все еще рядом, все еще здесь… Что она – живая… Легкое дуновение, похожее на поцелуй, едва уловимо коснулось его волос…
Старый шас зажмурился, боль утраты, жгучая, горькая мгновенно вспыхнула беспощадным огнем, а из глаз брызнули горячие слезы.
Узловатой рукой шас сгреб осколки в тонкий шелковый платок, а сверху положил золотую пластинку. Она казалась все еще какой-то странно теплой… Будто и вправду все это было живым… Живым зеркалом его самого…
Старый шас распахнул окно. Ледяной осенний воздух ворвался в комнату, растрепал седые волосы и принес запах облетевших листьев в саду. Шас долго сидел, всматриваясь в темноту… Но внутри было намного холоднее, поэтому холода он не чувствовал…
Вот такая история случилась со старым шасом, который жил на вершине высокого-высокого холма…
@темы: Рассказ
Живым существам свойственно ошибаться...
Спасибо за отзыв.)
Я уже мнение высказывала, но повторю - очень понравилось, стильная и философская притча, в которой прекрасно затронуты "вечные" вопросы.
ППКС. потрясающе