Художник
Поезд уносился во тьму. Уносил с собой людей, которые спокойно сидели на мягких лавочках: кто-то читал, кто-то дремал, смешно роняя голову на грудь, а кто-то просто смотрел в пустоту. Голос женщины равнодушно объявлял остановку за остановкой, и подземка жила своей обычно жизнь.
В углу, у выхода стоял подросток, на вид которому было едва больше двенадцати. Рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам, сосредоточенный взгляд карих глаз, быстрые движения руки, держащей карандаш. Он смотрел на людей, что ехали рядом, и уверенными движениями рисовал их лица в своем блокноте.
Поезд уносился во тьму. Уносил с собой людей, которые спокойно сидели на мягких лавочках: кто-то читал, кто-то дремал, смешно роняя голову на грудь, а кто-то просто смотрел в пустоту. Голос женщины равнодушно объявлял остановку за остановкой, и подземка жила своей обычно жизнь.
В углу, у выхода стоял подросток, на вид которому было едва больше двенадцати. Рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам, сосредоточенный взгляд карих глаз, быстрые движения руки, держащей карандаш. Он смотрел на людей, что ехали рядом, и уверенными движениями рисовал их лица в своем блокноте.
На разлинованной бумаге появлялись штрихи и росчерки, что с потрясающей точностью воспроизводили, то, что видел молодой чуд.
Девушка, темные волосы, закрытые глаза, шарф в мелкую клетку. Чуточку длинноватый нос, ямочка на подбородке, высокие скулы. Пальцы, затянутые в перчатки из тонкой кожи, хорошая дорогая сумочка и туфли. Короткая куртка, юбка. Свет на скулы ложится косо, лицо перечерчивается тенью от руки стоящего человека, губы поджаты. Воротник рубашки чуть загнулся – он синий, но этого не передать одним цветом, поэтому он остается темным.
Снова остановка и девушка вскидывает голову, быстро выходит – она чуть не проспала свою станцию.
Рисунок заново. Мужчина. В годах. На висках седина. Очки в толстой старой оправе. Дужка прихвачена скотчем. И для надежности проволокой прямо поверх. Проволока получается неровным штрихом – поезд резко поворачивает, затем тормозит и чтобы удержаться подростку приходится на мгновение отвлечься от рисования. Он ловит на себе удивленный взгляд женщины сидящей на лавочке на противоположной стороне вагона. Она внимательно, с каким-то интересом на него смотрит.
Не важно.
Морщины изрезали некогда волевое лицо с широкими скулами, прочертили года от уголков глаз. Под глазами мешки – от усталости, от нервной работы, от одиночества. Взгляд светло-голубых глаз изучает рекламную наклейку, и кустистые брови нахмурены. Пальто, старое и потертое складками очерчивает сутулые плечи и расходится, открывая взору простые черные брюки. У ног – портфель.
«Следующая станция: Парк культуры»
Теперь это мальчик. Ему года три. Рядом бабушка, суетится, что-то говорит ребенку, но тот не обращает внимания, вертится, пристально вглядывается в окружающих людей – ищет кого-то?
У мальчишки светлые, почти белые волосы и огромные зеленые глаза – яркие, словно два изумруда. У него смешные ямочки на щеках, когда он улыбается – они ложатся на бумагу, на следующий лист двумя точками. И несколькими слабыми штрихами – тени от растрепанных волос. Куртку, с расстегнутой верхней пуговицей. Позу, ребенка – напряженную – одно мгновение, но этого хватает, чтобы запомнить, как смялась тонкая пестрая ткань, как пальцы сжались на поручне, как легли тени на коленку в синих джинсах.
Рывок вперед – машинист излишне резко тормозит, а затем останавливается. Подросток с карандашом в руках, морщится и отрывается от своего занятия.
И снова взгляд той же женщины. Она делает шаг вперед, она хочет подойти ближе и, наверное, посмотреть через плечо.
Не важно.
Их двое. Не успели зайти, как тут же, она положила голову на его плечо. На её губах улыбка и карандаш скользит, скользит по бумаге, очерчивая красивые губы, чуть открывая их. Карандаш пляшет на бумаге свою пляску, свой танец, ритм которому задает стук колес и гул вокруг. В кармане звенит телефон, но подросток не обращает внимания, увлеченно лаская волосы молодой девушки. Это мама звонит. Ничего, не страшно – он ведь уже едет домой, а отрываться сейчас нельзя. Никак нельзя, потому что рисунок будет не закончен.
И карандаш порхает над парой молодых челов, карандаш копирует их на бумаге, похоже, так что любой, увидевший рисунок легко разглядит там именно того, кого хотел нарисовать хозяин карандаша и блокнота с белыми разлинованными страницами.
Точка, линия, штрих. Линия. Линия-линия. Штрих и короткий почти мазок грифелем – тень. Его рука. Капли. Черным, сделать темнее, и блики. Обязательно блики.
За спиной сдавленный вскрик.
Рыжий подросток с карими глазами, мгновенно наливающимися красным не оборачивается, он заканчивает рисунок, а женщина, которая все-таки решилась подойти к нему и спросить где учится молодой человек, прикрывает рот рукой и смотрит на то, что создает юный художник.
На кровь, стекающую по пальцам парня, что обнимает девушку со страшной улыбкой, написанной на лице ножом. На волосы, растрепанные по плечам, на порванный в нескольких местах плащ и рваную рану на шее. На мертвых людей, которые спокойно едут в вагоне метро.
Женщине становится страшно, но она не двигается.
Подросток оборачивается и смотрит на неё. Спокойно, сосредоточенно, но словно зная все, о чем она думает, о чем её мысли и чувства. Он улыбается – ободряюще и листает блокнот назад, открывая взору нежданного свидетеля и теперь уже зрителя другие смерти. Перед глазами калейдоскоп ужаса, парализующего своей реалистичностью.
Женщина может только шептать беззвучно вопрос: «Зачем?», а подросток, захлопывая блокнот в цветной обложке, обходит её и успевает протиснуться в закрывающуюся дверь.
«Следующая станция: Юго-Западная.»
Женщина падает на колени и её рвет желчью.
Свет вспыхивает в ванной, и зеркало отражает спутанные волосы мышиного цвета. Вода освежает, но никак не может стереть из памяти картины, что нарисовал подросток в метро. Она уже жалеет, что подошла к нему, она не может избавиться от страшного взгляда, который кинул ей на прощание старик из блокнота. У него, по крайней мере, были глаза.
Сын зовет её, что-то говорит, но она не слушает его. Словно оглохла. В ушах шум поезда метро и голос диктора, отсчитывающего станции.
Переодеться не сложно, но отчего-то страшно. Она не видела себя на рисунках, но прекрасно узнала – и теперь запомнила – всех, кто ехал вместе с ней. Кто вышел раньше, кто остался сидеть.
Все-таки переодеться. Мольберт стоит около окна и на белом холсте незаконченная картина – она рисовала сына в качестве подарка ему же. Она придумала ему антураж и сделала из него гусара. Красные пятна формы ассоциируются теперь с кровью. Так не может быть.
Но очки в руках старика, нарисованные простым карандашом кажутся более реальными, нежели масляные мазки цветов в руках её сына.
Из забытья выводит спокойный и тренированный голос ведущего очередной программы, которые стали так модны в последние годы. Программа о смертях в городе – как будто и так жизнь праздник.
«Чудовищная авария унесла жизни сразу троих человек, среди которых молодая девушка, и двое мужчин…»
С экрана порванный клетчатый шарф и мертвое лицо, обезображенное огнем. Но она узнает.
Крик поселяется где-то в глубине и старается вырваться наружу, но никак не может. Она оседает на пол, не сводя взгляда с экрана телевизора.
«Еще одно происшествие потрясло сегодня наших корреспондентов. На станции «Парк культуры» пожилой мужчина прыгнул под проходящий поезд метро, в результате чего движение на Сокольнической линии было остановлено на…»
Они не показывают останков, но очки, дужка которых примотана скотчем, а еще, для крепости проволокой так и лежит между рельсами.
Крик оборачивается глухим стоном, смотреть дальше она не в состоянии и совершенно не понятно – что было раньше – мальчик с рыжими волосами и страшным взглядом или смерти. Он мог увидеть и нарисовать.
Всех методично?
Сын теребит её, пытается поднять, но она плачет и кричит. Кричит и плачет, она отталкивает его и шепчет о карем взгляде и карандаше. Она шепчет о блокноте и о том, что он все это нарисовал.
«Только что нам сообщили, что с девятого этажа четырнадцатиэтажного дома упал ребенок четырех лет. Медики констатировали мгновенную смерть…»
Выхода нет и она понимает, что начинается истерика. Она знает тайну и ужас этого знания застилает глаза, она не может видеть ничего вокруг, и глохнет – все будто в тумане. А сын кричит в трубку адрес – вызывает скорую? Зачем?
Они не успеют.
Дорога мягко ложится под ноги, и руки сами тянутся достать из рюкзака за спиной блокнот и карандаш. Вокруг столько всего, что можно нарисовать. Главное – если начал, закончить рисунок, ни в коем случае не останавливаться. Солнце скользит между веток, слепит глаза, а впереди виднеются три высотки, в одной из которых он живет.
Нельзя опаздывать, он обещал быть вовремя. Мама сказала, что сегодня будет смотр. К ним в гости приедет важный маг, и он точно скажет, какая судьба ждет молодого чуда дальше. Но на самом деле, ему это не интересно.
Мама будет сердиться, если он опоздает.
Закатное солнце рассказывает подоконнику, что оно видело за день. На столе интересные блики от лампы – от её полированной поверхности и стройной ножки, что позволяет направить свет в любую сторону. Иногда он так балуется – смотрит, как будет ложиться тень, если посветить снизу. Или сверху.
В соседней комнате разговор. Он слушает в пол уха, но прекрасно понимает, о чем речь. Точнее о ком.
Крепкий рыжеволосый мужчина с аккуратной рыцарской бородкой говорит его матери, что ждет её сына. Её единственного сына Он огорчает её, потому что подросток очень слабый маг, да и воином он сумеет стать вряд ли. В Ордене много воинов, и возможно, еще все исправится. Но быть может, и призвание её сына совсем в другом.
На белые листы, подкрашенные в алый заходящим солнцем, ложится портрет.
Светлые волосы – он помнил они русого цвета. Тонкие стильные очки и тонкие губы. Широко раскрытые глаза и пальцы, намертво вцепившиеся в простую сумочку цвета слоновой кости.
Рисовать по памяти ему пока сложно – гораздо проще, когда модель перед глазами.
А мать в соседней комнате пытается предположить к чему есть предрасположенность у любимого ребенка, ведь он единственный мужчина в семье. Сестры не в счет, а отец когда-то давно погиб. Ведь чуду в четырнадцать лет уже надо определиться. Школа это хорошо, но специализация тоже важна, а ему ничего не интересно. Капитан гвардии успокаивает её, предлагая не очень волноваться.
На бумаге постепенно появляются подробности. Обычный халат, который носят, наверное, все человские женщины, тапочки, домашние мягкие. Один упал чуть дальше, чем другой. И тень от него.
Неестественный поворот головы, выпирающий позвонок…
Ласковый голос матери из-за спины: «Что ты делаешь, Клаус?»
И улыбка, предназначенная только ей: «Рисую, мама.»
-
-
31.03.2008 в 14:09Работа целиком и полностью соответствует теме конкурса – это на самом деле страшно.
2.Соответствие работы миру Тайного Города.
С самого начала привязка к Тайному Городу выглядит довольно слабой и скорее даже надуманной, но, между тем, она есть.
3.Позитивные черты.
Работа написана более чем хорошо: и язык, и стиль, и атмосфера соответствуют заданному жанру.
4.Негативные черты.
Условная привязка к миру Тайного Города несколько снижает ценность данной работы в рамках конкурса.
5.Ошибки (спорные замечания, личное мнение).
Некоторое количество опечаток и недопечаток.
6.Вывод.
Работа хороша даже без привязки к Тайному Городу. Возможно, откажись автор от данного фандома и напиши все исключительно о челах – было бы еще лучше.
-
-
31.03.2008 в 15:47-
-
31.03.2008 в 16:32-
-
31.03.2008 в 18:56-
-
31.03.2008 в 20:00ну не из области ТГ смерти нарисованных челов - из области явной мистики.
Знание языков после первых нескольких слов - тоже из области явной мистики...
-
-
31.03.2008 в 20:34Прекрасная работа, хотя в самом деле не совсем ТГшная. И, млин, опять про чуда. У меня сегодня просто праздник какой-то
-
-
31.03.2008 в 20:36-
-
31.03.2008 в 21:02Фигня, а не геомантия на самом деле. Как ориджинал было бы лучше. Потому как вариантов ПОЧЕМУ здесь два: либо мальчик - провидец, но тогда это должны были обнаружить, либо на самом деле убивает рисуя - но тогда это полное АУ и никакая геомантия здесь не катит - недостоверно.
-
-
31.03.2008 в 21:05Почему АУ? Мальчик просто умеет сплетать вероятности. Челы могут обладать необычными способностями, при этом обладать слабыми магическими - зачем отказывать чудам в этой возможности?
-
-
31.03.2008 в 21:11СПЛЕТАТЬ вероятности? Что-то не помню я такого способа плетения в данном каноне... Вот в "Киндрэт" такое было бы более уместно. А так... Увы-увы, но это АУ. Хорошо выполненная, но все же АУ.
-
-
31.03.2008 в 21:14"Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам..."
Вот по-моему, АУшкой это было бы, если б подобные художники встречались регулярно. А разовый случай, ИМХО, может и в мире ТГ произойти.
Вот такое мое мнение ))
-
-
31.03.2008 в 21:16Ммммм... Разовый случай в одно-два-три поколения, но это ДОЛЖНО было встречаться и раньше. В любом случае, мое личное мнение: НЕ ВЕРЮ! Все. Либо мальчик - полноценный геомант, но для этого просто рисовать челов недостаточно, либо это - АУ.
-
-
31.03.2008 в 21:21Не верить - ваше личное право.
-
-
31.03.2008 в 21:21А как же метаморфы? До Анны
и Джерривроде бы их оооочень долго не встречалось. Может, какая-нибудь подобная генетическая аномалия?-
-
31.03.2008 в 21:31Разумеется. *фыркая*
Lindwurm
Мммм... Душа моя, метаморф - это чистая физика. А вот "убивание посредством рисунков" - мистика. Мистики в ТГ определенно нет.
-
-
31.03.2008 в 21:37А, поняла твое мнение ))
Ладно, не будем спорить, это ж один конкретный вопрос, а по поводу работы в общем - у нас, кажется, мнение одинаковое: хорошо!
-
-
31.03.2008 в 21:43Гуд!
Да, одинаковое
Вспомнилось к чему-то "А девкой был бы краше!" (с) "Гусарская баллада"
-
-
31.03.2008 в 23:16-
-
31.03.2008 в 23:18-
-
01.04.2008 в 00:46или скажем вполне не мистическое - новый аркан случайно построенный художником?
-
-
01.04.2008 в 00:48Ня! Не верю. Вот хоть на кусочки порежте - не верю!
Если честно, то, будь это по "Киндрэту" написано - было бы в разы лучше. Там все предпосылки есть для появления подобного "художника".
-
-
01.04.2008 в 01:38Уважаемый Автор, Вы сумели впечатлить...
-
-
01.04.2008 в 04:21Страшно. Страшно ездить в транспорте, зная, что чьи-то глаза следят за тобой, ловя и фиксируя на бумаге каждое твоё движение, рисуя твою смерть… Страшно видеть 14-летнего подростка, у которого ещё жизнь впереди, настолько увлечённого… смертью. Безусловно, атмосфера страха здесь такая, что её, кажется, можно потрогать руками.
Присутствие ТГ, конечно, в меру условно. Но, с другой стороны, он условно практически в любом фанфике. В данной работе просто светлая атмосфера Тайного Города слабее, потому что её заслоняет страх… Но, учитывая тему конкурса, это плюс.
Если говорить об исполнении, то написано на высшем уровне, безусловно. Поражает достоверность, с которой автор описывает процесс создания рисунка – кажется, что действительно стоишь за спиной художника и смотришь ему через плечо.
Судя по пунктуации и паре опечаток, работа писалась в спешке.
Как вывод, можно лишь восхититься мастерством автора и его способностью владеть эмоциями читателя, в частности – страхом.
-
-
01.04.2008 в 08:54От ТГ здесь, по сути, ничего нет, но рассказ хорош, цепляет.