Заявка:
Жанр: эпическое произведение любого из генстатусов ТГ.
Рейтинг: джен или PG, NC; слэш или гет - не важно, главное, чтобы эпично.
Пэйринг: не важно.
Дополнительные пожелания: пафос, до зубодробительности - приветствуется. Основная цель эпоса - гордость за свой генстатус. Так, чтобы захотелось всем другим генстатусам восхититься и сказать: "Вот это да! Вот за это их можно уважать! Да, они - супер!"
Исключения: осов не надо.
Обретение
Во времена, когда стало забываться величие первых детей Спящего, были среди тех, кому ведома Большая Дорога, племена чудов. Были они могучими и смелыми воинами, а знатные и славнейшие среди них прозывались рыцарями. Волосы их были цвета огня или меди, и каждым племенем мудрый вождь – ярл – правил по своему разумению. Только для больших войн собирались вместе несколько племен. Испокон веков говорили чуды, что создал их Спящий для битв, и разные народы с охотой брали их на службу и платили, сколько запросят.
Был среди племени Саламандр доблестный и высокородный воин, добывший в боях много богатства и славы. И однажды, промозглой грозовой ночью, подошел срок родов его жене; сам же он был в походе, и за главу дома оставался его старый отец, коему увечья, полученные в былых сражениях, не позволяли держать в руках меч и скакать на боевом единороге. Когда старик грел подле главного очага кости, ноющие в сырую погоду, раздался оглушительный раскат грома, и тьма за окном осветилась молнией, и ярко вспыхнули поленья в очаге, хоть никто их не ворошил и не подбрасывал сухих веток. В тот же миг отворилась дверь, и повитуха объявила, что роженица благополучно разрешилась от бремени сыном.
– Сам Огонь, земной и небесный, приветствует тебя, внук мой! – возрадовался старик. – Доброе предзнаменование! Великая слава ожидает тебя, если вырастешь ты ее достойным!
И так сказал он, когда повитухи вынесли младенца и показали ему.
– Властью своей, раз твоего отца нет с нами, даю тебе имя Цун, которым зовутся всполохи небесного огня и зарево большого пожара. Ибо провижу, что суждено тебе возжечь великое пламя во славу Чуди и рода ле Го.
Когда же юный Цун ле Го возмужал и был посвящен в рыцари, с честью пройдя путь ученика и оруженосца, стали говорить между собой Саламандры, восхищенные тем, сколь быстро превзошел он в искусстве битвы воинов, закаленных годами сражений.
– Воистину, станет рыцарь сей среди вождей Чуди и покроет себя неувядающей славой.
Эти разговоры всё меньше нравились Тару ле Бра, ярлу Саламандр, а еще не по душе ему было то, что Маут, сын его и наследник, всегда спешил поддержать хвалебные речи о Цуне, где бы ни заслышал их. Но до поры ярл держал свои мысли в тайне от прочих.
Случилось так, что принц-изгнанник в мире Кеш-ан-Кеш нанял три племени чудов, чтобы вернуть принадлежащее себе по праву королевство, и открыл им дорогу в свой мир. И были среди них ярл Тар ле Бра со своим сыном, и Цун ле Го, и отец его, и много других доблестных воинов. Они сокрушили войско узурпатора и, осадив столицу Кеш-ан-Кеша, встали вкруг нее лагерем, ожидая приказа начать штурм. Принц же медлил и говорил, что стены города защищают сильные колдуны, и надобно дождаться еще подкреплений. Он щедро платил за каждый день осады, и чуды не оспаривали его замыслов.
Только ярл Саламандр был разгневан: он догадывался, что если примется искать Маута, своего сына, без труда найдет его в палатке у Цуна ле Го. Но ничего не мог с тем поделать, ибо в походах, вдалеке от жен и дев, издавна водилось такое, что молодые горячие воины питали страстное влечение друг к другу, и никому не было то в диковину. К тому же с Цуном приходилось считаться: под началом его теперь были все вассалы его отца, павшего в битве смертью героя.
И вот, к наследнику трона Кеш-ан-Кеша явились маги, готовые служить ему, и он возвестил о начале штурма. Колдуны узурпатора обрушили на рыцарей свои заклинания, но были они отражены, и сокрушены были неприступные стены столицы. А Цун ле Го со своими воинами первым схватился с остатками армии узурпатора, тщившегося бежать из города, и разрубил его заколдованный доспех своим мечом. Меч сей был так тяжел, что его с натугой воздел бы над головой даже могучий Дракон.
Новый властитель сполна уплатил войску золотом и имуществом своих врагов; Цуна ле Го же он сверх того одарил доспехами, над защитой коих три дня трудились трое лучших колдунов, и всяким магическим оружием. Могло оно сжигать врагов пламенем, и обращать их в лед, и обращать в яд воздух, коим они дышали. И просил он Цуна остаться в Кеш-ан-Кеше и стать командующим его личной гвардией, суля великие богатства, почет и герцогский титул.
– Место мое там, где Чудь, а не при дворах владык иных народов, – сказал отважный рыцарь.
Узнав о том, преисполнился радостью юный Маут ле Бра, а ярл, отец его, погрузился в тяжкие раздумья, как бы избавиться от молодого выскочки, снискавшего, невзирая на свои лета, славу не только промеж Саламандр, но и воинов других племен.
Саламандры воротились к женам и детям, и многие дивились тому, что Цуна ле Го не видно на пирах, где рыцари наперебой рассказывают о его силе и доблести в бою. Он же беседовал с теми, кто не был прославлен в битвах, зато умел отыскивать рудные жилы и потерянный скот, ворожить о будущем, заговаривать раны и многое другое, что издревле почиталось колдовством. И стал Цун понимать, что мог бы, коли пожелал, превзойти эти уменья, однако душа его жаждала большего. Раз воспользовался он одним из подарков против свирепого хищника, что в поисках добычи с легкостью разметывал самые крепкие загоны для скота, и одолел зверя в одиночку. Когда же осмотрел он свое оружие после того поединка, то убедился, что оно перестало испускать пламя, подобное драконьему.
Услышав о том, ярл громко рассмеялся и сказал:
– Много ли чести в том, чтобы победить хитрым чужим колдовством? А ну как оно подвело бы тебя в схватке? Пришлось бы тебе позорно удирать, дабы не оказаться разорванным в клочья.
– Я и не хвалюсь своею победой, ярл, – отвечал Цун, – и обладать бы хотел не этим колдовским оружием, а властью над силами, в нем заключенными.
– Сила воинов Чуди – в их мечах, храбрости и крепости рук!
– Ни наши мечи, – возвысил голос Цун ле Го, – ни отвага наших рыцарей не смогли бы одолеть колдунов Кеш-ан-Кеша, если принц не прислал бы нам на подмогу своих колдунов! Скажи мне, ярл – сколько веков мы кочуем и продаем наши клинки и нашу доблесть любому, у кого достанет золота расплатиться? Да, сквальды слагают песни о том, как мощь Чуди решала исход многолетних войн, и целые миры переходили в руки тех, на чьей стороне мы сражались. А почему эти миры никогда не доставались нам?
– Удел воина – битвы и победы! – прогремел Тар. – Много ли добудешь чести и славы, коли будешь сидеть на одном месте подле женской юбки?
– А по мне, куда как почетней владеть собственным миром и быть великим народом, а не наемным воинством, – подал голос сын ярла.
Никогда раньше Маут не говорил открыто против отца в поддержку Цуна ле Го, однако Тар ле Бра удержал свою ярость. Вернувшись же в свой замок, он повелел сыну взять себе жену и назначил свадьбу через месяц, и более не желал слушать никаких прекословий.
Пришли к Саламандрам два странствующих рыцаря из Горностаев; имена их были Гут де Хорн и Грайм де Лано. Представившись же ярлу с должным почтением, стали они дальше вести речи с Цуном ле Го.
– Дошли до нас твои слова о том, что пристало Чуди владеть собственным домом, а не скитаться по Большой Дороге. Выслушай же, что поведали нам в юности наши деды, а им – их деды.
И рыцари рассказали Цуну о том, как тысячи лет назад явились племена Горностая и Черепахи в благословенный Спящим мир, что назывался Землей и, желая остаться там, поступили на службу к темным владыкам этого мира. Но вскорости силу Тьмы превозмогла иная сила, и много крови пролилось в той войне, и сама Земля тряслась и изрыгала пламя из своих недр. Видя, что перед магией бессильны их мечи и луки, Горностаи и Черепахи покинули дивный мир, но навсегда сохранили и передали потомкам память о нем.
– Слышал я, – изумился Цун, – песни сквальдов о благословенной Земле и всегда мыслил их не более чем сказками, что рассказывают малым детям долгими зимними вечерами.
– Не сказки это. И затем пришли мы к тебе, отважный Цун, что ищем тех, кто жаждет знаний, а не одних лишь побед и славы. Не знаний, ведомых чудам, кои промышляют тем, что именуют колдовством, а знаний о сути магии, дающих власть над ней. А магия подвластна тем, кто обладает Источником. Источник был у Нави, правившей Землей, и у Люди, пришедшей ей на смену; есть они и в иных мирах.
– Вижу, славные рыцари, вам ведомо больше, чем мне – скажите же, как может Чудь завладеть Источником?
– Это и поныне от нас сокрыто. И должно тебе услышать еще одно: не всякому дано повелевать мощью Источника. Если же дерзнет тот, кому это не под силу – его ждет неминуемая смерть. Ты же, если правду говорят твои вассалы, побеждал в бою врагов, коих защищала настоящая магия.
– Мои рыцари не оскверняют уст ложью братьям! – гневно нахмурился Цун. – И я дерзнул бы совладать с Источником, клянусь своим мечом!
– Смири гнев, отважный, ибо желаем мы, как и ты, лишь величия и славы для Чуди. Первый ты, кто в наших странствиях внушил нам надежду, что его дерзания могут не пропасть понапрасну.
Три дня спустя ярл Саламандр восседал в зале совета с главами знатных родов, и Цун ле Го сидел среди них, как равный, чего никогда прежде не доводилось рыцарям в столь молодых летах.
Ярл повелел герольду прочесть послание от мангладарцев, в мире которых объявилось воинственное племя, грабившее торговые караваны. Мангладарцы хотели избавиться от незваных соседей и предлагали за это хорошую плату.
– Кто из вас отправится со своими рыцарями, чтобы проучить этих разбойников? – обратился Тар ле Бра к собранию. И все Саламандры единодушно ответили: «Я!»
Лишь Цун ле Го, испросив дозволения говорить, произнес:
– Всем ведомо, что воины из мангладарцев никудышные, однако ж, их наемная армия, хоть и невелика, но состоит из бывалых рубак – и не может управиться с разбойною шайкой? Правду ли пишут они о числе и силе этих грабителей?
– Что слышу я? – воскликнул ярл. – Храбрец Цун начал считать врагов?
– Храбрость воина не в том, чтобы безрассудно идти на верную гибель. Однако ж, никто до сей поры не упрекал в трусости Цуна ле Го, и если такова твоя воля, ярл, пусть откроются врата, и мы отправимся на Мангладар еще до заката!
– Такова моя воля, – кивнул Тар. – В спешке же нет нужды. Чтобы с легким сердцем пошли твои воины в битву, да случится это после доброй пирушки! Ведь завтра свадьба моего сына и наследника Маута.
И взвеселился он в своем сердце, завидев, как потемнело лицо Цуна ле Го. Ибо единственно ярл Тар знал в точности, что было написано в послании мангладарцев, но столь искусно с помощью своего колдуна подправил письмо и подделал печать, что никто ничего не заметил.
Пышное и богатое застолье устроил ярл Саламандрам, но мало радости было на лице юного Маута, когда отец соединил руку его с рукой невесты. С тяжелыми думами, в печали вступил он в роскошно убранный шатер, где надлежало ему познать свою жену. И невольно вскрикнул, потрясенный, увидев на брачном ложе молодого рыцаря в расцвете мужеских сил и стати.
– Ты ли это, Цун? И где же дева, избранная отцом мне в супруги?
– Скачет отсюда во весь опор с рыцарем, пожелавшим взять ее в жены по собственной воле и выбору. Всю свадебную церемонию рядом с тобой находился я.
– Ни один колдун в племени не может столь искусно отвести всем глаза!
– Мне пришлось превзойти их, чтобы не утратить тебя навсегда, Маут. Иди же ко мне; утром отправлюсь я в Мангладар по воле ярла, а нынче ночью будем мы принадлежать друг другу.
И, более не говоря слов, с великой охотой Маут ле Бра возлег на ложе в брачном шатре и позволил возлюбленному овладеть собою, и страсть их была так велика, что первые рассветные лучи застали их еще не спящими.
Тогда Цун ле Го, чтобы усыпить подозрения ярла, нанес себе малую рану кинжалом Маута и накапал крови на простыню, а сам пошел готовиться к походу, и возлюбленный его вскоре вышел следом и тайно отправился в оружейную.
А когда светило полностью показалось на небосклоне, Тар заглянул в шатер и возрадовался, увидев то, что полагал свидетельством совершившегося брака. И не стал спрашивать, куда ушел сын его с молодой женой. Только после того, как закрылись врата за воинами Цуна ле Го, призвал ярл сына к себе. Посланные за Маутом слуги долго не возвращались, а потом пришли и сказали, что нигде не могли отыскать ни его, ни его жены, а из оружейной исчезли доспехи Маута и его меч.
Понял ярл, что любовь оказалась сильнее отцовской воли, и сын его тайком отправился в поход с Цуном. Крепко ожесточился он в сердце своем, и так подумал: «Если Цун ле Го останется, как я мыслю, в Мангладаре навеки – смирюсь я с тем, что моего сына постигнет та же участь, ибо сам он избрал ее себе».
Едва лишь появились отважные Саламандры в мире Мангладара, увидели они, что враги их совсем рядом и готовы к битве, и число их много больше того, какое называл им ярл. И было у тех разбойников, кроме сабель и копий, оружие, поражающее магией. Тогда Цун ле Го отдал Мауту и другим рыцарям все дары короля Кеш-ан-Кеша, кои защищали своего владельца от колдовских сил, сам же воздел сверкающий меч и велел трубить атаку. Враги не могли пробить его доспех, а Цун разил и разил их клинком, без устали и без пощады. Но, хоть и устрашились они рыцарей и их грозного вождя, натиска не сбавили, ибо все еще превосходили воинов Чуди числом. Не дрогнув, стояли против них мужественные Саламандры, и в первых рядах – рыцари, получившие защиту от чар, и юный Маут ле Бра был среди них.
Тут увидел Маут, что двое повергли наземь рыцаря-Горностая Грайма де Лано, и вот-вот проткнут его своими копьями. Не ведал храбрец, что иссякла уже защищающая его сила, ибо не щадил сын ярла себя в бою. Он бросился на выручку и зарубил одного врага мечом, другой же отскочил и применил против него магическое кольцо, испускающее пламя. Жаркий колдовской огонь прожег доспех и поразил Маута в сердце.
Великой скорбью преисполнилось сердце Цуна при известии о смерти возлюбленного друга, и переплавилась она в великий гнев, ибо сражение продолжалось. Неудержимы были сила и ярость Цуна, и бесстрашно бросались следом за ним на врагов отважные Саламандры, и многих убили, а остатки обратились в бегство, лишившись вождя, сраженного Цуном ле Го.
Неподалеку от поля брани рыцари воздвигли гробницу и погребли в ней Маута и остальных павших.
И там странствующий рыцарь Грайм де Лано преклонил перед Цуном колено и сказал:
– Сим закончены мои вольные странствия по мирам, ибо с той поры, как Маут ле Бра спас мою жизнь, она принадлежит тебе, доблестный Цун ле Го. Отныне моя жизнь – служение тебе, и лишь за тобой будет вести меня путь во славу Чуди. Прими же мою клятву!
И друг его Гут де Хорн произнес те же слова.
Так Цун ле Го принял на службу рыцарей-Горностаев; были они первыми, кто принес ему присягу помимо Саламандр.
Сделав это, он оплакал возлюбленного, разделявшего с ним брачное ложе и, увидев мангладарских посланников, вымолвил:
– Проводите меня к вашему господину, я желаю говорить с ним.
И они открыли врата, откуда рыцари вышли перед дворцом мангладарского владыки.
– Весьма удивительно мне, – сказал владыка, – что воины Чуди приняли бой со злокозненными шамутами столь малыми силами.
– Не ты ли писал ярлу, сколь велико войско этих шамутов? – сурово спросил Цун ле Го. – И как так вышло, что они уже дожидались нас?
– Верно то, – сказал мангладарец, – что колдунам их удалось подкупить моего советника и узнать о том, что я призвал вас; силу же их я вам описал в точности. – И он повторил Цуну слова, что были в послании.
«Ярл Тар не любил меня, – подумал благородный рыцарь, – однако ж, он чуд и воин – мог ли он совершить столь недостойный обман?»
– Не могу я рассудить, чьи слова были правдой, а чьи ложью, – сказал Цун ле Го, – пока не вернусь к моему ярлу. Но, прежде чем это будет, я желаю получить свою плату, и мыслю я, владыка Мангладара, что твое золото не стоит крови моих рыцарей, пролитой здесь. Я слышал, что твоим мудрецам ведомы многие тайны магии, я хочу узнать их!
Мангладарец не осмелился противоречить великому воину, но был он хитер и не желал раскрывать тайн. Он призвал старейшего из своих мудрецов, и тот говорил так:
– В мире Кан-Нат есть древний храм Спящего, и, как гласят старые книги, дух Его время от времени появляется там. Мудрость, что там сокрыта, многажды превосходит нашу, но мы не сумели познать ее, ибо труден путь туда и нам не под силу.
– И вы знаете, как попасть туда?
– В нашей библиотеке есть карта, нарисованная тысячи лет назад. Мы отдадим ее вам и откроем врата в мир под названием Веддион, самый известный из указанных на ней. Оттуда за ваше золото вы сможете перебраться куда угодно.
– Наши племена бывали на Веддионе, - припомнил Цун то, что слыхал от знающих чудов. – Да будет так!
И вот, доблестный Цун ле Го принял в свои руки свиток с картой, а мудрец открыл врата, и Саламандры стали исчезать в них. И прежде чем старец успел отойти, схватил его рыцарь Гут де Хорн, взметнул на плечо, словно куль, и скрылся во вратах вместе с ним.
Вскоре понял Цун, что вместо Веддиона оказались они совсем в другом месте, где царил нестерпимый зной, и ярились подземные огни, истекая на поверхность, и смрад стоял кругом, так что даже стойкие рыцари кашляли и зажимали носы. И сказал он Гуту:
– Мыслил я покарать тебя за то, что беспричинно нанес обиду немощному старцу; теперь же вижу, что не мы здесь проявили вероломство, и не низок был твой поступок, но прозорлив.
– Чуял я недобрый умысел в сем мудреце, – отвечал на это Горностай. А Цун велел мангладарцу тотчас же отправить их, куда обещал, если не хочет умереть лютой смертью. И, убоявшись рыцарского гнева, старец открыл врата на Веддион, в город, где было много разноязыких купцов, харчевен и веселых домов. Пока воины отдыхали перед походом, Цун ле Го заставил мудреца многое поведать о магии и Источниках; не мог лишь мангладарец сказать, как Чуди добыть свой Источник.
– Если вы даже вернулись бы к нам и силой захватили наш Источник, то не смогли бы подчинить его своей воле. Таков замысел Спящего, – говорил он, и хмурил лицо Гут де Хорн, ибо не чуял в этот раз лжи в словах мудреца.
И вот, Цун ле Го решил, что настала пора им отправляться на поиски храма, старца же оставил он на Веддионе живым и в здравии, ибо дал слово.
Труден и долог был их путь, и во многих мирах побывали отважные рыцари, и нигде не сказали им, как попасть в Кан-Нат, ибо никто не возвращался из этого места. Не один раз схватывался отряд Цуна ле Го с могучими воинами и грозными хищниками, и всегда следовал дальше победителем; все враги бежали от их ярости.
Однажды на Саламандр напала стая мантикор – так звали их в родном мире, и с великим трепетом произносили это слово, делая при сем знак, отгоняющий беду. Однако Цун не устрашился и сразил вожака стаи в честном поединке, детенышу же его сохранил жизнь и велел оставить пропитание. После этого те свирепые звери признали рыцаря своим хозяином и повелителем.
Наконец, пришли они в мир под названием Унтокар, и ведьма-регентша сказала им так:
– Моим прадедам был ведом старый маяк в Кан-Нате, что остался еще от навов. Я не стану обещать вам, что он приведет вас, куда вы хотите, но отыщу его и открою врата, если принесете мне плату за это.
– Какой же платы ты просишь?
– В горах каменных великанов, в маленькой пещере сокрыт родник. Вода его обладает могущественной целебной силой. Каменные великаны неуязвимы для наших мечей и умеют защищаться от нашей магии. Правитель Унтокара, мой сын, уж десять восходов лежит в лихорадке, и все искусство моих лекарей бессильно, спасти его может лишь вода из того родника.
И вот, Цун ле Го и его спутники отправились в неприступные горы, и все каменные великаны вышли в ущелье и сказали: «Здесь нет пути никому, кроме нас».
– Нет во Вселенной силы, способной остановить сынов Чуди! – гордо ответствовал Цун и обнажил свой меч. То же сделали остальные воины, и мантикоры злобно заворчали и ощерили клыки. Не убоялись великаны и громко хохотали, и смех их был подобен грохоту обвала.
– Что можете вы сделать камню, ничтожные смертные?
– Испытаем же, – воскликнул Цун ле Го, – устоит ли камень против лучшей стали в крепких руках!
Воины сшиблись в битве, и вскоре с ужасом увидели великаны, что чудское железо крошит их тела и сносит с плеч головы. Они привыкли чувствовать себя неуязвимыми против мягкой меди, из коей сделаны были клинки унтокарцев, и им не хватило мужества выстоять, пока не ослабнет сила рыцарских мечей, зазубрившихся и выщербленных о камень. И сказал предводитель великанов:
– Возьмите же выкуп, какой пожелаете, и оставьте нас.
Цун ле Го потребовал кувшин целительной воды из тайного родника, и каменные великаны не осмелились перечить. И не обманули: Цун удостоверился в том, когда приказал своим рыцарям омочить водой раны и увидел, как быстро они излечиваются. Саламандры отправились со своей добычей к ведьме-регентше; радость была в их сердцах вместе с надеждой на скорое завершение пути. Лишь предводитель их не мог забыть своей печали.
«О, если была бы эта вода у меня в тот день, Маут! Сила ее столь велика – вдруг заставила бы она вновь забиться твое сожженное сердце!»
Когда же вышли рыцари из врат, открытых ведьмой-регентшей Унтокара, увидели они, что пустыня лежит перед ними, и песок заносит развалины большого города. И, куда бы ни направились они, везде представало одно и то же, и некого было спросить, куда они попали, и как отыскать дорогу к древнему храму. Но Цун ле Го не позволял унынию поселиться в своем сердце и сердцах своих воинов. И на третий день скитаний по мертвому миру увидели они сияние, что исходило из высохшего леса. Когда же подошли ближе, поняли, что испускает сияние полукруглый купол.
– Поистине, – сказал Цун, – мы нашли то, что искали.
И, взяв с собою малое число самых мужественных, вступил под своды древнего храма. Пусто было там, однако зазвучал в пустоте голос, и не ушами рыцари внимали сему голосу, а раздавался он словно бы внутри них.
– Я думал, никто из созданий моих снов не придет сюда до моего пробуждения.
Трепет объял сердце Цуна, однако заговорил он твердо и не простерся ниц.
– Ты ли Спящий? Ужель мы прервали Твой сон?
– Единственно моей воле это подвластно – не воле моих творений. Даже если они уничтожают себя, как здешние обитатели. Это был дурной сон, он кончился, теперь вот мне снитесь вы, славные сыны могучей Чуди. Ведомо мне, кто вы, и сны мои еще могут изменять мир. Стань же передо мной, Цун ле Го, и поведай: чего ты хочешь? Зорче загляни в своё сердце, ибо честен ты и прям, и желания твои просты. Любое может быть исполнено, какое ты только сможешь придумать.
«Неужели возлюбленный мой может ко мне вернуться, стоит мне лишь попросить о том?»
Но отважный Цун оказался сильней искушения, сказав себе так:
«Маут пал в бою смертью героя, и заслужил себе честь и славную память. И сам он всем сердцем желал для Чуди славы и величия, и не променял бы их на любовные радости».
– Хочу я, чтобы Чудь обрела Источник, ибо только с ним сможет она бросить вызов хозяевам благословенной Земли.
– Земля… Асуры знали, что за мир выбирали себе. Больше никто не знал, но все стремились туда попасть. Пока мои порождения соперничают за этот мир, всё во Вселенной идет своим чередом, и мне незачем просыпаться.
Голос звучал все тише, пока не умолк совсем, а вместе с ним пропало и сияние, и Цуну со спутниками казалось, что они сами всё это время крепко спали. Зажгли факелы, и при свете их Цун еще раз осмотрел пустой храм.
На темном от пыли каменном алтаре он нашел свиток, призвал к себе рыцарей Гута де Хорна и Грайма де Лано и спросил их:
– Вы превзошли в своих странствиях многие языки – прочтете ли, что написано тут?
Горностаи взяли свиток и долго изучали его, и вот, Грайм поклонился Цуну и промолвил в сильном волнении.
– Поистине, нашли мы то, что искали, ибо написано здесь, где в подземельях храма таится кристалл, равного коему нет ни в одном мире, и как сотворить из него Источник.
Три дня и три ночи Цун ле Го без еды и сна провел возле кристалла, постигая силы, прежде недоступные никому из чудов, и подчиняя их своей воле. И вот, наступил тот миг, когда кристалл, названный в свитке Амулетом, должен был явить свою мощь. И сказал рыцарь Гут де Хорн, хмуря лицо.
– Теперь, если не сможешь ты совладать с Амулетом, Цун, – он сожжет тебя. И сказано еще, что при пробуждении мощи Источника надобно напоить его кровью одного из тех, для кого он сотворен. Но не должно тебе о том беспокоиться: любой из нас отдаст свою жизнь за то, чтобы его дети были частью великой и сильной Чуди.
– Разумны твои слова, Гут, однако ж не могу я поступить так, как ты говоришь. Или признает Источник мою власть над ним, или пусть забирает мою кровь хоть до последней капли. Провижу я – если дать ему испить жертвенной чудской крови, она понадобится снова и снова. А ему надлежит принести Чуди победу и власть над Землей, а не раздоры и страх.
Тут снова послышался Цуну тихий голос, и на сей раз лишь он один внимал тому голосу.
«Выдержал ты испытание твоего сердца. Осталось испытание твоей силы».
И вот, алые нити от пробужденного Амулета оплелись вокруг Цуна ле Го, скрыв его от взоров рыцарей, стоящих поодаль в смятении и тревоге. А когда увидели они вновь своего предводителя, нити развернулись от него во все стороны и устремились к ним. Невольно отступили они назад, а Цун стал огромного роста и вдвое шире в плечах, и темно-рыжие его волосы реяли над головой, словно корона. И возгласил он – громко и радостно:
– Не страшитесь, сыновья Чуди! Наполните себя пламенною силой нашего Источника, и пусть ярче этой силы пылает в ваших сердцах мужество и отвага! Пусть страшатся враги – отныне Чудь непобедима!
И все рыцари, кои были способны принять могущество яростного Огня, полыхавшего в Амулете, почуяли в себе невиданные доселе колдовские силы, и клич их «Чудь!» пронесся над мертвым миром подобно грому. У свирепых мантикор подогнулись лапы и поджались хвосты при тех звуках, и гуляло многоголосое эхо под сводами древнего храма.
– Веди нас в битву, великий Цун ле Го!
– Прежде надлежит всем нашим братьям узреть то, что видели вы, и познать, что вы познали, – был им ответ. – Настала пора нам возвратиться к ним.
Более воинам не пришлось скитаться по мирам, ибо с обретенной мощью стали подвластными Цуну врата в те места, где располагались ведомые им маяки.
И случилось вскоре так, что к Тару ле Бра вошли его слуги и сказали:
– Цун ле Го идет к твоему замку, ярл, и славные рыцари с ним, и могучие звери, которых не было до сих пор ни у одного чудского племени. Они держатся гордо и победно, и народ приветствует их.
Ярла крепко встревожила эта весть, ибо до сего дня в сердце его жила уверенность, что Цуна и его спутников ему никогда более не суждено увидеть. Всё же спросил он о своем сыне, и отвечали ему, что не видели Маута среди вернувшихся.
– Значит, сын мой мертв, и вина за то лежит на Цуне ле Го, который соблазнил его своими речами и увлек за собой на погибель.
Так говорил Тар слугам и вассалам, думы же его были иными: боялся он, что его власти среди Саламандр приходит конец и готов был идти на всё, чтобы не уступить ненавистному сопернику.
«У меня много воинов, все они верны мне, клинки их остры и руки крепки, – сказал он себе. – Следует мне действовать быстро, чтобы рыцари Цуна не успели ничего поделать, и принуждены были повиноваться слову ярла».
И он велел всем быть наготове и с мечами, сам же вышел навстречу Цуну ле Го, произнес слова приветствия и благоволения и добавил:
– Войди в замок, храбрейший из Саламандр, выпей вина и поведай мне о своих подвигах.
Цун поднялся с полудюжиной рыцарей в главный зал, и ярл из собственных рук поднес ему богато украшенный кубок, до краев полный вина. Рыцарь осушил кубок, и бледность разлилась по его лицу, и пресеклось дыхание от яда, подлитого Таром в вино. Спутники Цуна не могли удержать горестных возгласов, и сердца их преисполнились гневом при виде торжества на лице ярла.
Однако не дано отравителю было знать о том, что с переполняющей его силой Источника отважный Цун ле Го устоит против яда, что до сих пор был смертелен для любого чуда. Он лишь закашлялся и исторг горлом немного крови, а вместе с нею и всю отраву, а когда выпрямился, по-прежнему неукротимо сверкали его глаза, и голос был тверд, и все в замке услышали его слова.
– Ярл Тар, ты желал отравить меня исподтишка и вероломно, не поведав, в чем я виноват перед тобой, и не позволив говорить в свою защиту. Своей низостью опозорил ты род ле Бра и не заслужил смерти в честном поединке. Однако ж вызываю я тебя на бой по правилам Крови ради памяти твоего сына Маута ле Бра, который своим мужеством и кровью искупил бесчестье, запятнавшее твой род из-за твоей подлости. Выбирай оружие, я же клянусь перед всеми, что буду сражаться таким же и не воспользуюсь обретенными мною силами.
И, поглядев на Саламандр, понял ярл Тар, что все они недовольны его поступком и не станут по его слову нападать на рыцарей Цуна ле Го. Тогда он выбрал боевой топор и, раскрутив его перед собой, бросился на соперника, едва лишь тому успели поднести оружие.
Не дрогнув, хоть и был ему привычнее меч, Цун отразил удар смертоносного лезвия, и еще один, а когда ударил сам, так велика была сила этого удара, что не смог Тар удержать топора в руках. Цун же вновь взмахнул своим оружием, и закаленное, как должно, железо разрубило шлем ярла сбоку и снесло половину головы.
– Унесите его, – сказал Цун слугам, – и похороните с честью рядом с предками, ибо пал ярл в бою и кровью смыл позор со своего имени.
Воины собирались возле замка; все они хотели видеть Цуна ле Го своим правителем и принести ему присягу. Он же, выйдя к ним, заговорил так:
– Поистине, роковую ошибку совершил Тар, мысля, что намереваюсь я отнять у него власть над Саламандрами и сам сделаться ярлом.
– Кто же будет им, если не ты? – спрашивали рыцари.
– Тот, кого вы себе изберете, ибо сын и наследник Тара пал в Мангладаре смертью героя. Путь же, который вижу я перед собой – не для одного племени, сколь бы отважным оно ни было. Только вся Чудь, плечом к плечу, сможет пройти по нему и завоевать великую награду – благословенный мир, что по-разному именуется в песнях и легендах, однако ж те, кому случилось побывать там, запомнили и передали сыновьям и внукам, что он зовется Землей.
Великое изумление охватило Саламандр, словно не Цун, а герой из древних летописей ожил и говорил перед ними.
– Внемлите же мне, чуды! Оставьте мысли о том, что в походе я выжил из ума и рассказываю бабкины сказки! Раз за разом убеждался я, что Земля – не сказка, а совершенный мир, со времен явления Первых детей Спящего принадлежавший сильнейшим. Асуры властвовали в нем, пока их не разгромили навы. О временах их могущества по сей день кое-где говорят опасливым шепотом, но и они в свой черед потеряли Землю. И если мы желаем, чтобы настал наш черед, мы должны перестать быть племенами, что живут и странствуют сами по себе, сражаясь за того, кто дороже заплатит. Мы должны стать единой и могучей Чудью, должны сравняться с сильнейшими и превзойти их! Лишь тогда будет ждать нас величайшая наша победа!
– Как же сравняемся мы с теми, чьему колдовству подвластны и огонь, и вода, и камни?
– Научившись владеть магическими силами не хуже, чем они, – просто ответил Цун ле Го, и в новом изумлении воззрились на него храбрейшие из рыцарей. Легко сказать!
И спутники его, что уже несли в себе частицу мощи Амулета, обращались к своим родичам и друзьям и показывали, как переменила их обретенная сила.
И вот, Цун ле Го, за коим следовали все Саламандры – и воины, и старцы, и женщины с детьми на руках – отправился туда, где начиналась дорога к перевалу Кетар, и древний каменный утес возвышался ее стражем. Остальной камень в тех местах извели для строительства, утес же был настолько тверд, что не поддавался обработке.
Алое зарево, идущее от Амулета, окутало рыцаря с ног до головы, и меч его запылал, словно только что вынутый из горна. Цун издал громогласный боевой клич и вонзил клинок по самую рукоять прямо в каменную твердь. Затем, отойдя, вновь обратился к племени:
– Сможет ли кто из вас вернуть мне мой меч?
Самые сильные из воинов подошли туда и сказали:
– Невозможно вытащить меча, не разрушив скалу, камень же этот таков, что могучий молотобоец любым орудием разве что сколет малый кусочек. Поистине, великие силы ты приобрел!
– Не я один. Я создал Источник, и сил его хватит на многих и многих. Подойди сюда, славный Грайм де Лано из племени Горностая. Смотрите все!
И все увидели, как рыцарь Грайм провел по камню руками, прошептал что-то и, напрягши мышцы, потянул за рукоять. Раздался громкий скрежет – несокрушимый утес пядь за пядью освобождал свою добычу. В полной тишине рыцарь преклонил перед Цуном колено и поднес ему клинок. Ле Го препоясался им и вернулся к скале, и отблески Амулета вновь сияли вокруг него, превращая в гиганта, способного бросить вызов владыке любой империи. Тяжко и гулко хрустнул каменный хребет, и основание утеса разверзлось трещиной. Те, кто стоял ближе, увидел, как забил из камня источник, и дерзнули, подойдя, испробовать воды, ибо Цун не останавливал их. Вода же эта, вытекающая из самых глубин, была чище и лучше той, что давали колодцы.
А Цун ле Го направил свою силу на одинокое сухое дерево, и тотчас занялось оно, затрещало в жарком пламени и спустя малое время превратилось в горку золы. И тогда вышел вперед один из самых родовитых и прославленных рыцарей.
– Будет ли нам дозволено познать мощь твоего Источника?
– Всем, кому будет она по силам. И не называй Источник моим, доблестный Бальд, ибо не ради себя, а ради Чуди я искал знание и желал подчинить своей воле истинную магию, а не доступные нам до сей поры крохи. Теперь же настало иное время, и много славных страниц прибавит оно к нашим хроникам!
– Да будет так! – выкрикнули все в один голос. И рыцари, склонившись перед Цуном, возгласили:
– Веди нас в битву! Во славу Чуди!
– Не так скоро, храбрецы. Прежде должно нам собрать воедино все силы Чуди и научиться с толком использовать то, что мы обрели. Нелегкие труды предстоят нам с завтрашнего дня. Сегодняшний же день мы посвятим праздничному пиру, где почтим память павших со славой и выпьем за будущую победу.
И еще добавил великий Цун ле Го, выждав, пока стихнут здравицы и радостные крики.
– Клянусь, что поведу вас по Земле, и мы воздвигнем там свои замки. Жди нас, благословенный с первых снов Спящего мир!
Никто на Земле не слышал и не мог услышать этой клятвы. Лишь проснулась в своей постели старая жрица; темные и страшные видения проносились перед ней – горящие города, заполонившие все небо могучие драконы и рыжеволосые воины, в чьей горячей крови кипела молодая сила и магия Амулета. И бессилен был устоять перед этим натиском Великий Дом Людь.
Через три дня жрица скончалась, никому не поведав о том, что открылось ей в будущем.
Да и кто стал бы слушать удаленную из Круга и забытую всеми старуху в дни торжеств по случаю коронации блистательной королевы Изары?
Жанр: эпическое произведение любого из генстатусов ТГ.
Рейтинг: джен или PG, NC; слэш или гет - не важно, главное, чтобы эпично.
Пэйринг: не важно.
Дополнительные пожелания: пафос, до зубодробительности - приветствуется. Основная цель эпоса - гордость за свой генстатус. Так, чтобы захотелось всем другим генстатусам восхититься и сказать: "Вот это да! Вот за это их можно уважать! Да, они - супер!"
Исключения: осов не надо.
Обретение
Обретение
Во времена, когда стало забываться величие первых детей Спящего, были среди тех, кому ведома Большая Дорога, племена чудов. Были они могучими и смелыми воинами, а знатные и славнейшие среди них прозывались рыцарями. Волосы их были цвета огня или меди, и каждым племенем мудрый вождь – ярл – правил по своему разумению. Только для больших войн собирались вместе несколько племен. Испокон веков говорили чуды, что создал их Спящий для битв, и разные народы с охотой брали их на службу и платили, сколько запросят.
Был среди племени Саламандр доблестный и высокородный воин, добывший в боях много богатства и славы. И однажды, промозглой грозовой ночью, подошел срок родов его жене; сам же он был в походе, и за главу дома оставался его старый отец, коему увечья, полученные в былых сражениях, не позволяли держать в руках меч и скакать на боевом единороге. Когда старик грел подле главного очага кости, ноющие в сырую погоду, раздался оглушительный раскат грома, и тьма за окном осветилась молнией, и ярко вспыхнули поленья в очаге, хоть никто их не ворошил и не подбрасывал сухих веток. В тот же миг отворилась дверь, и повитуха объявила, что роженица благополучно разрешилась от бремени сыном.
– Сам Огонь, земной и небесный, приветствует тебя, внук мой! – возрадовался старик. – Доброе предзнаменование! Великая слава ожидает тебя, если вырастешь ты ее достойным!
И так сказал он, когда повитухи вынесли младенца и показали ему.
– Властью своей, раз твоего отца нет с нами, даю тебе имя Цун, которым зовутся всполохи небесного огня и зарево большого пожара. Ибо провижу, что суждено тебе возжечь великое пламя во славу Чуди и рода ле Го.
Когда же юный Цун ле Го возмужал и был посвящен в рыцари, с честью пройдя путь ученика и оруженосца, стали говорить между собой Саламандры, восхищенные тем, сколь быстро превзошел он в искусстве битвы воинов, закаленных годами сражений.
– Воистину, станет рыцарь сей среди вождей Чуди и покроет себя неувядающей славой.
Эти разговоры всё меньше нравились Тару ле Бра, ярлу Саламандр, а еще не по душе ему было то, что Маут, сын его и наследник, всегда спешил поддержать хвалебные речи о Цуне, где бы ни заслышал их. Но до поры ярл держал свои мысли в тайне от прочих.
Случилось так, что принц-изгнанник в мире Кеш-ан-Кеш нанял три племени чудов, чтобы вернуть принадлежащее себе по праву королевство, и открыл им дорогу в свой мир. И были среди них ярл Тар ле Бра со своим сыном, и Цун ле Го, и отец его, и много других доблестных воинов. Они сокрушили войско узурпатора и, осадив столицу Кеш-ан-Кеша, встали вкруг нее лагерем, ожидая приказа начать штурм. Принц же медлил и говорил, что стены города защищают сильные колдуны, и надобно дождаться еще подкреплений. Он щедро платил за каждый день осады, и чуды не оспаривали его замыслов.
Только ярл Саламандр был разгневан: он догадывался, что если примется искать Маута, своего сына, без труда найдет его в палатке у Цуна ле Го. Но ничего не мог с тем поделать, ибо в походах, вдалеке от жен и дев, издавна водилось такое, что молодые горячие воины питали страстное влечение друг к другу, и никому не было то в диковину. К тому же с Цуном приходилось считаться: под началом его теперь были все вассалы его отца, павшего в битве смертью героя.
И вот, к наследнику трона Кеш-ан-Кеша явились маги, готовые служить ему, и он возвестил о начале штурма. Колдуны узурпатора обрушили на рыцарей свои заклинания, но были они отражены, и сокрушены были неприступные стены столицы. А Цун ле Го со своими воинами первым схватился с остатками армии узурпатора, тщившегося бежать из города, и разрубил его заколдованный доспех своим мечом. Меч сей был так тяжел, что его с натугой воздел бы над головой даже могучий Дракон.
Новый властитель сполна уплатил войску золотом и имуществом своих врагов; Цуна ле Го же он сверх того одарил доспехами, над защитой коих три дня трудились трое лучших колдунов, и всяким магическим оружием. Могло оно сжигать врагов пламенем, и обращать их в лед, и обращать в яд воздух, коим они дышали. И просил он Цуна остаться в Кеш-ан-Кеше и стать командующим его личной гвардией, суля великие богатства, почет и герцогский титул.
– Место мое там, где Чудь, а не при дворах владык иных народов, – сказал отважный рыцарь.
Узнав о том, преисполнился радостью юный Маут ле Бра, а ярл, отец его, погрузился в тяжкие раздумья, как бы избавиться от молодого выскочки, снискавшего, невзирая на свои лета, славу не только промеж Саламандр, но и воинов других племен.
Саламандры воротились к женам и детям, и многие дивились тому, что Цуна ле Го не видно на пирах, где рыцари наперебой рассказывают о его силе и доблести в бою. Он же беседовал с теми, кто не был прославлен в битвах, зато умел отыскивать рудные жилы и потерянный скот, ворожить о будущем, заговаривать раны и многое другое, что издревле почиталось колдовством. И стал Цун понимать, что мог бы, коли пожелал, превзойти эти уменья, однако душа его жаждала большего. Раз воспользовался он одним из подарков против свирепого хищника, что в поисках добычи с легкостью разметывал самые крепкие загоны для скота, и одолел зверя в одиночку. Когда же осмотрел он свое оружие после того поединка, то убедился, что оно перестало испускать пламя, подобное драконьему.
Услышав о том, ярл громко рассмеялся и сказал:
– Много ли чести в том, чтобы победить хитрым чужим колдовством? А ну как оно подвело бы тебя в схватке? Пришлось бы тебе позорно удирать, дабы не оказаться разорванным в клочья.
– Я и не хвалюсь своею победой, ярл, – отвечал Цун, – и обладать бы хотел не этим колдовским оружием, а властью над силами, в нем заключенными.
– Сила воинов Чуди – в их мечах, храбрости и крепости рук!
– Ни наши мечи, – возвысил голос Цун ле Го, – ни отвага наших рыцарей не смогли бы одолеть колдунов Кеш-ан-Кеша, если принц не прислал бы нам на подмогу своих колдунов! Скажи мне, ярл – сколько веков мы кочуем и продаем наши клинки и нашу доблесть любому, у кого достанет золота расплатиться? Да, сквальды слагают песни о том, как мощь Чуди решала исход многолетних войн, и целые миры переходили в руки тех, на чьей стороне мы сражались. А почему эти миры никогда не доставались нам?
– Удел воина – битвы и победы! – прогремел Тар. – Много ли добудешь чести и славы, коли будешь сидеть на одном месте подле женской юбки?
– А по мне, куда как почетней владеть собственным миром и быть великим народом, а не наемным воинством, – подал голос сын ярла.
Никогда раньше Маут не говорил открыто против отца в поддержку Цуна ле Го, однако Тар ле Бра удержал свою ярость. Вернувшись же в свой замок, он повелел сыну взять себе жену и назначил свадьбу через месяц, и более не желал слушать никаких прекословий.
Пришли к Саламандрам два странствующих рыцаря из Горностаев; имена их были Гут де Хорн и Грайм де Лано. Представившись же ярлу с должным почтением, стали они дальше вести речи с Цуном ле Го.
– Дошли до нас твои слова о том, что пристало Чуди владеть собственным домом, а не скитаться по Большой Дороге. Выслушай же, что поведали нам в юности наши деды, а им – их деды.
И рыцари рассказали Цуну о том, как тысячи лет назад явились племена Горностая и Черепахи в благословенный Спящим мир, что назывался Землей и, желая остаться там, поступили на службу к темным владыкам этого мира. Но вскорости силу Тьмы превозмогла иная сила, и много крови пролилось в той войне, и сама Земля тряслась и изрыгала пламя из своих недр. Видя, что перед магией бессильны их мечи и луки, Горностаи и Черепахи покинули дивный мир, но навсегда сохранили и передали потомкам память о нем.
– Слышал я, – изумился Цун, – песни сквальдов о благословенной Земле и всегда мыслил их не более чем сказками, что рассказывают малым детям долгими зимними вечерами.
– Не сказки это. И затем пришли мы к тебе, отважный Цун, что ищем тех, кто жаждет знаний, а не одних лишь побед и славы. Не знаний, ведомых чудам, кои промышляют тем, что именуют колдовством, а знаний о сути магии, дающих власть над ней. А магия подвластна тем, кто обладает Источником. Источник был у Нави, правившей Землей, и у Люди, пришедшей ей на смену; есть они и в иных мирах.
– Вижу, славные рыцари, вам ведомо больше, чем мне – скажите же, как может Чудь завладеть Источником?
– Это и поныне от нас сокрыто. И должно тебе услышать еще одно: не всякому дано повелевать мощью Источника. Если же дерзнет тот, кому это не под силу – его ждет неминуемая смерть. Ты же, если правду говорят твои вассалы, побеждал в бою врагов, коих защищала настоящая магия.
– Мои рыцари не оскверняют уст ложью братьям! – гневно нахмурился Цун. – И я дерзнул бы совладать с Источником, клянусь своим мечом!
– Смири гнев, отважный, ибо желаем мы, как и ты, лишь величия и славы для Чуди. Первый ты, кто в наших странствиях внушил нам надежду, что его дерзания могут не пропасть понапрасну.
Три дня спустя ярл Саламандр восседал в зале совета с главами знатных родов, и Цун ле Го сидел среди них, как равный, чего никогда прежде не доводилось рыцарям в столь молодых летах.
Ярл повелел герольду прочесть послание от мангладарцев, в мире которых объявилось воинственное племя, грабившее торговые караваны. Мангладарцы хотели избавиться от незваных соседей и предлагали за это хорошую плату.
– Кто из вас отправится со своими рыцарями, чтобы проучить этих разбойников? – обратился Тар ле Бра к собранию. И все Саламандры единодушно ответили: «Я!»
Лишь Цун ле Го, испросив дозволения говорить, произнес:
– Всем ведомо, что воины из мангладарцев никудышные, однако ж, их наемная армия, хоть и невелика, но состоит из бывалых рубак – и не может управиться с разбойною шайкой? Правду ли пишут они о числе и силе этих грабителей?
– Что слышу я? – воскликнул ярл. – Храбрец Цун начал считать врагов?
– Храбрость воина не в том, чтобы безрассудно идти на верную гибель. Однако ж, никто до сей поры не упрекал в трусости Цуна ле Го, и если такова твоя воля, ярл, пусть откроются врата, и мы отправимся на Мангладар еще до заката!
– Такова моя воля, – кивнул Тар. – В спешке же нет нужды. Чтобы с легким сердцем пошли твои воины в битву, да случится это после доброй пирушки! Ведь завтра свадьба моего сына и наследника Маута.
И взвеселился он в своем сердце, завидев, как потемнело лицо Цуна ле Го. Ибо единственно ярл Тар знал в точности, что было написано в послании мангладарцев, но столь искусно с помощью своего колдуна подправил письмо и подделал печать, что никто ничего не заметил.
Пышное и богатое застолье устроил ярл Саламандрам, но мало радости было на лице юного Маута, когда отец соединил руку его с рукой невесты. С тяжелыми думами, в печали вступил он в роскошно убранный шатер, где надлежало ему познать свою жену. И невольно вскрикнул, потрясенный, увидев на брачном ложе молодого рыцаря в расцвете мужеских сил и стати.
– Ты ли это, Цун? И где же дева, избранная отцом мне в супруги?
– Скачет отсюда во весь опор с рыцарем, пожелавшим взять ее в жены по собственной воле и выбору. Всю свадебную церемонию рядом с тобой находился я.
– Ни один колдун в племени не может столь искусно отвести всем глаза!
– Мне пришлось превзойти их, чтобы не утратить тебя навсегда, Маут. Иди же ко мне; утром отправлюсь я в Мангладар по воле ярла, а нынче ночью будем мы принадлежать друг другу.
И, более не говоря слов, с великой охотой Маут ле Бра возлег на ложе в брачном шатре и позволил возлюбленному овладеть собою, и страсть их была так велика, что первые рассветные лучи застали их еще не спящими.
Тогда Цун ле Го, чтобы усыпить подозрения ярла, нанес себе малую рану кинжалом Маута и накапал крови на простыню, а сам пошел готовиться к походу, и возлюбленный его вскоре вышел следом и тайно отправился в оружейную.
А когда светило полностью показалось на небосклоне, Тар заглянул в шатер и возрадовался, увидев то, что полагал свидетельством совершившегося брака. И не стал спрашивать, куда ушел сын его с молодой женой. Только после того, как закрылись врата за воинами Цуна ле Го, призвал ярл сына к себе. Посланные за Маутом слуги долго не возвращались, а потом пришли и сказали, что нигде не могли отыскать ни его, ни его жены, а из оружейной исчезли доспехи Маута и его меч.
Понял ярл, что любовь оказалась сильнее отцовской воли, и сын его тайком отправился в поход с Цуном. Крепко ожесточился он в сердце своем, и так подумал: «Если Цун ле Го останется, как я мыслю, в Мангладаре навеки – смирюсь я с тем, что моего сына постигнет та же участь, ибо сам он избрал ее себе».
Едва лишь появились отважные Саламандры в мире Мангладара, увидели они, что враги их совсем рядом и готовы к битве, и число их много больше того, какое называл им ярл. И было у тех разбойников, кроме сабель и копий, оружие, поражающее магией. Тогда Цун ле Го отдал Мауту и другим рыцарям все дары короля Кеш-ан-Кеша, кои защищали своего владельца от колдовских сил, сам же воздел сверкающий меч и велел трубить атаку. Враги не могли пробить его доспех, а Цун разил и разил их клинком, без устали и без пощады. Но, хоть и устрашились они рыцарей и их грозного вождя, натиска не сбавили, ибо все еще превосходили воинов Чуди числом. Не дрогнув, стояли против них мужественные Саламандры, и в первых рядах – рыцари, получившие защиту от чар, и юный Маут ле Бра был среди них.
Тут увидел Маут, что двое повергли наземь рыцаря-Горностая Грайма де Лано, и вот-вот проткнут его своими копьями. Не ведал храбрец, что иссякла уже защищающая его сила, ибо не щадил сын ярла себя в бою. Он бросился на выручку и зарубил одного врага мечом, другой же отскочил и применил против него магическое кольцо, испускающее пламя. Жаркий колдовской огонь прожег доспех и поразил Маута в сердце.
Великой скорбью преисполнилось сердце Цуна при известии о смерти возлюбленного друга, и переплавилась она в великий гнев, ибо сражение продолжалось. Неудержимы были сила и ярость Цуна, и бесстрашно бросались следом за ним на врагов отважные Саламандры, и многих убили, а остатки обратились в бегство, лишившись вождя, сраженного Цуном ле Го.
Неподалеку от поля брани рыцари воздвигли гробницу и погребли в ней Маута и остальных павших.
И там странствующий рыцарь Грайм де Лано преклонил перед Цуном колено и сказал:
– Сим закончены мои вольные странствия по мирам, ибо с той поры, как Маут ле Бра спас мою жизнь, она принадлежит тебе, доблестный Цун ле Го. Отныне моя жизнь – служение тебе, и лишь за тобой будет вести меня путь во славу Чуди. Прими же мою клятву!
И друг его Гут де Хорн произнес те же слова.
Так Цун ле Го принял на службу рыцарей-Горностаев; были они первыми, кто принес ему присягу помимо Саламандр.
Сделав это, он оплакал возлюбленного, разделявшего с ним брачное ложе и, увидев мангладарских посланников, вымолвил:
– Проводите меня к вашему господину, я желаю говорить с ним.
И они открыли врата, откуда рыцари вышли перед дворцом мангладарского владыки.
– Весьма удивительно мне, – сказал владыка, – что воины Чуди приняли бой со злокозненными шамутами столь малыми силами.
– Не ты ли писал ярлу, сколь велико войско этих шамутов? – сурово спросил Цун ле Го. – И как так вышло, что они уже дожидались нас?
– Верно то, – сказал мангладарец, – что колдунам их удалось подкупить моего советника и узнать о том, что я призвал вас; силу же их я вам описал в точности. – И он повторил Цуну слова, что были в послании.
«Ярл Тар не любил меня, – подумал благородный рыцарь, – однако ж, он чуд и воин – мог ли он совершить столь недостойный обман?»
– Не могу я рассудить, чьи слова были правдой, а чьи ложью, – сказал Цун ле Го, – пока не вернусь к моему ярлу. Но, прежде чем это будет, я желаю получить свою плату, и мыслю я, владыка Мангладара, что твое золото не стоит крови моих рыцарей, пролитой здесь. Я слышал, что твоим мудрецам ведомы многие тайны магии, я хочу узнать их!
Мангладарец не осмелился противоречить великому воину, но был он хитер и не желал раскрывать тайн. Он призвал старейшего из своих мудрецов, и тот говорил так:
– В мире Кан-Нат есть древний храм Спящего, и, как гласят старые книги, дух Его время от времени появляется там. Мудрость, что там сокрыта, многажды превосходит нашу, но мы не сумели познать ее, ибо труден путь туда и нам не под силу.
– И вы знаете, как попасть туда?
– В нашей библиотеке есть карта, нарисованная тысячи лет назад. Мы отдадим ее вам и откроем врата в мир под названием Веддион, самый известный из указанных на ней. Оттуда за ваше золото вы сможете перебраться куда угодно.
– Наши племена бывали на Веддионе, - припомнил Цун то, что слыхал от знающих чудов. – Да будет так!
И вот, доблестный Цун ле Го принял в свои руки свиток с картой, а мудрец открыл врата, и Саламандры стали исчезать в них. И прежде чем старец успел отойти, схватил его рыцарь Гут де Хорн, взметнул на плечо, словно куль, и скрылся во вратах вместе с ним.
Вскоре понял Цун, что вместо Веддиона оказались они совсем в другом месте, где царил нестерпимый зной, и ярились подземные огни, истекая на поверхность, и смрад стоял кругом, так что даже стойкие рыцари кашляли и зажимали носы. И сказал он Гуту:
– Мыслил я покарать тебя за то, что беспричинно нанес обиду немощному старцу; теперь же вижу, что не мы здесь проявили вероломство, и не низок был твой поступок, но прозорлив.
– Чуял я недобрый умысел в сем мудреце, – отвечал на это Горностай. А Цун велел мангладарцу тотчас же отправить их, куда обещал, если не хочет умереть лютой смертью. И, убоявшись рыцарского гнева, старец открыл врата на Веддион, в город, где было много разноязыких купцов, харчевен и веселых домов. Пока воины отдыхали перед походом, Цун ле Го заставил мудреца многое поведать о магии и Источниках; не мог лишь мангладарец сказать, как Чуди добыть свой Источник.
– Если вы даже вернулись бы к нам и силой захватили наш Источник, то не смогли бы подчинить его своей воле. Таков замысел Спящего, – говорил он, и хмурил лицо Гут де Хорн, ибо не чуял в этот раз лжи в словах мудреца.
И вот, Цун ле Го решил, что настала пора им отправляться на поиски храма, старца же оставил он на Веддионе живым и в здравии, ибо дал слово.
Труден и долог был их путь, и во многих мирах побывали отважные рыцари, и нигде не сказали им, как попасть в Кан-Нат, ибо никто не возвращался из этого места. Не один раз схватывался отряд Цуна ле Го с могучими воинами и грозными хищниками, и всегда следовал дальше победителем; все враги бежали от их ярости.
Однажды на Саламандр напала стая мантикор – так звали их в родном мире, и с великим трепетом произносили это слово, делая при сем знак, отгоняющий беду. Однако Цун не устрашился и сразил вожака стаи в честном поединке, детенышу же его сохранил жизнь и велел оставить пропитание. После этого те свирепые звери признали рыцаря своим хозяином и повелителем.
Наконец, пришли они в мир под названием Унтокар, и ведьма-регентша сказала им так:
– Моим прадедам был ведом старый маяк в Кан-Нате, что остался еще от навов. Я не стану обещать вам, что он приведет вас, куда вы хотите, но отыщу его и открою врата, если принесете мне плату за это.
– Какой же платы ты просишь?
– В горах каменных великанов, в маленькой пещере сокрыт родник. Вода его обладает могущественной целебной силой. Каменные великаны неуязвимы для наших мечей и умеют защищаться от нашей магии. Правитель Унтокара, мой сын, уж десять восходов лежит в лихорадке, и все искусство моих лекарей бессильно, спасти его может лишь вода из того родника.
И вот, Цун ле Го и его спутники отправились в неприступные горы, и все каменные великаны вышли в ущелье и сказали: «Здесь нет пути никому, кроме нас».
– Нет во Вселенной силы, способной остановить сынов Чуди! – гордо ответствовал Цун и обнажил свой меч. То же сделали остальные воины, и мантикоры злобно заворчали и ощерили клыки. Не убоялись великаны и громко хохотали, и смех их был подобен грохоту обвала.
– Что можете вы сделать камню, ничтожные смертные?
– Испытаем же, – воскликнул Цун ле Го, – устоит ли камень против лучшей стали в крепких руках!
Воины сшиблись в битве, и вскоре с ужасом увидели великаны, что чудское железо крошит их тела и сносит с плеч головы. Они привыкли чувствовать себя неуязвимыми против мягкой меди, из коей сделаны были клинки унтокарцев, и им не хватило мужества выстоять, пока не ослабнет сила рыцарских мечей, зазубрившихся и выщербленных о камень. И сказал предводитель великанов:
– Возьмите же выкуп, какой пожелаете, и оставьте нас.
Цун ле Го потребовал кувшин целительной воды из тайного родника, и каменные великаны не осмелились перечить. И не обманули: Цун удостоверился в том, когда приказал своим рыцарям омочить водой раны и увидел, как быстро они излечиваются. Саламандры отправились со своей добычей к ведьме-регентше; радость была в их сердцах вместе с надеждой на скорое завершение пути. Лишь предводитель их не мог забыть своей печали.
«О, если была бы эта вода у меня в тот день, Маут! Сила ее столь велика – вдруг заставила бы она вновь забиться твое сожженное сердце!»
Когда же вышли рыцари из врат, открытых ведьмой-регентшей Унтокара, увидели они, что пустыня лежит перед ними, и песок заносит развалины большого города. И, куда бы ни направились они, везде представало одно и то же, и некого было спросить, куда они попали, и как отыскать дорогу к древнему храму. Но Цун ле Го не позволял унынию поселиться в своем сердце и сердцах своих воинов. И на третий день скитаний по мертвому миру увидели они сияние, что исходило из высохшего леса. Когда же подошли ближе, поняли, что испускает сияние полукруглый купол.
– Поистине, – сказал Цун, – мы нашли то, что искали.
И, взяв с собою малое число самых мужественных, вступил под своды древнего храма. Пусто было там, однако зазвучал в пустоте голос, и не ушами рыцари внимали сему голосу, а раздавался он словно бы внутри них.
– Я думал, никто из созданий моих снов не придет сюда до моего пробуждения.
Трепет объял сердце Цуна, однако заговорил он твердо и не простерся ниц.
– Ты ли Спящий? Ужель мы прервали Твой сон?
– Единственно моей воле это подвластно – не воле моих творений. Даже если они уничтожают себя, как здешние обитатели. Это был дурной сон, он кончился, теперь вот мне снитесь вы, славные сыны могучей Чуди. Ведомо мне, кто вы, и сны мои еще могут изменять мир. Стань же передо мной, Цун ле Го, и поведай: чего ты хочешь? Зорче загляни в своё сердце, ибо честен ты и прям, и желания твои просты. Любое может быть исполнено, какое ты только сможешь придумать.
«Неужели возлюбленный мой может ко мне вернуться, стоит мне лишь попросить о том?»
Но отважный Цун оказался сильней искушения, сказав себе так:
«Маут пал в бою смертью героя, и заслужил себе честь и славную память. И сам он всем сердцем желал для Чуди славы и величия, и не променял бы их на любовные радости».
– Хочу я, чтобы Чудь обрела Источник, ибо только с ним сможет она бросить вызов хозяевам благословенной Земли.
– Земля… Асуры знали, что за мир выбирали себе. Больше никто не знал, но все стремились туда попасть. Пока мои порождения соперничают за этот мир, всё во Вселенной идет своим чередом, и мне незачем просыпаться.
Голос звучал все тише, пока не умолк совсем, а вместе с ним пропало и сияние, и Цуну со спутниками казалось, что они сами всё это время крепко спали. Зажгли факелы, и при свете их Цун еще раз осмотрел пустой храм.
На темном от пыли каменном алтаре он нашел свиток, призвал к себе рыцарей Гута де Хорна и Грайма де Лано и спросил их:
– Вы превзошли в своих странствиях многие языки – прочтете ли, что написано тут?
Горностаи взяли свиток и долго изучали его, и вот, Грайм поклонился Цуну и промолвил в сильном волнении.
– Поистине, нашли мы то, что искали, ибо написано здесь, где в подземельях храма таится кристалл, равного коему нет ни в одном мире, и как сотворить из него Источник.
Три дня и три ночи Цун ле Го без еды и сна провел возле кристалла, постигая силы, прежде недоступные никому из чудов, и подчиняя их своей воле. И вот, наступил тот миг, когда кристалл, названный в свитке Амулетом, должен был явить свою мощь. И сказал рыцарь Гут де Хорн, хмуря лицо.
– Теперь, если не сможешь ты совладать с Амулетом, Цун, – он сожжет тебя. И сказано еще, что при пробуждении мощи Источника надобно напоить его кровью одного из тех, для кого он сотворен. Но не должно тебе о том беспокоиться: любой из нас отдаст свою жизнь за то, чтобы его дети были частью великой и сильной Чуди.
– Разумны твои слова, Гут, однако ж не могу я поступить так, как ты говоришь. Или признает Источник мою власть над ним, или пусть забирает мою кровь хоть до последней капли. Провижу я – если дать ему испить жертвенной чудской крови, она понадобится снова и снова. А ему надлежит принести Чуди победу и власть над Землей, а не раздоры и страх.
Тут снова послышался Цуну тихий голос, и на сей раз лишь он один внимал тому голосу.
«Выдержал ты испытание твоего сердца. Осталось испытание твоей силы».
И вот, алые нити от пробужденного Амулета оплелись вокруг Цуна ле Го, скрыв его от взоров рыцарей, стоящих поодаль в смятении и тревоге. А когда увидели они вновь своего предводителя, нити развернулись от него во все стороны и устремились к ним. Невольно отступили они назад, а Цун стал огромного роста и вдвое шире в плечах, и темно-рыжие его волосы реяли над головой, словно корона. И возгласил он – громко и радостно:
– Не страшитесь, сыновья Чуди! Наполните себя пламенною силой нашего Источника, и пусть ярче этой силы пылает в ваших сердцах мужество и отвага! Пусть страшатся враги – отныне Чудь непобедима!
И все рыцари, кои были способны принять могущество яростного Огня, полыхавшего в Амулете, почуяли в себе невиданные доселе колдовские силы, и клич их «Чудь!» пронесся над мертвым миром подобно грому. У свирепых мантикор подогнулись лапы и поджались хвосты при тех звуках, и гуляло многоголосое эхо под сводами древнего храма.
– Веди нас в битву, великий Цун ле Го!
– Прежде надлежит всем нашим братьям узреть то, что видели вы, и познать, что вы познали, – был им ответ. – Настала пора нам возвратиться к ним.
Более воинам не пришлось скитаться по мирам, ибо с обретенной мощью стали подвластными Цуну врата в те места, где располагались ведомые им маяки.
И случилось вскоре так, что к Тару ле Бра вошли его слуги и сказали:
– Цун ле Го идет к твоему замку, ярл, и славные рыцари с ним, и могучие звери, которых не было до сих пор ни у одного чудского племени. Они держатся гордо и победно, и народ приветствует их.
Ярла крепко встревожила эта весть, ибо до сего дня в сердце его жила уверенность, что Цуна и его спутников ему никогда более не суждено увидеть. Всё же спросил он о своем сыне, и отвечали ему, что не видели Маута среди вернувшихся.
– Значит, сын мой мертв, и вина за то лежит на Цуне ле Го, который соблазнил его своими речами и увлек за собой на погибель.
Так говорил Тар слугам и вассалам, думы же его были иными: боялся он, что его власти среди Саламандр приходит конец и готов был идти на всё, чтобы не уступить ненавистному сопернику.
«У меня много воинов, все они верны мне, клинки их остры и руки крепки, – сказал он себе. – Следует мне действовать быстро, чтобы рыцари Цуна не успели ничего поделать, и принуждены были повиноваться слову ярла».
И он велел всем быть наготове и с мечами, сам же вышел навстречу Цуну ле Го, произнес слова приветствия и благоволения и добавил:
– Войди в замок, храбрейший из Саламандр, выпей вина и поведай мне о своих подвигах.
Цун поднялся с полудюжиной рыцарей в главный зал, и ярл из собственных рук поднес ему богато украшенный кубок, до краев полный вина. Рыцарь осушил кубок, и бледность разлилась по его лицу, и пресеклось дыхание от яда, подлитого Таром в вино. Спутники Цуна не могли удержать горестных возгласов, и сердца их преисполнились гневом при виде торжества на лице ярла.
Однако не дано отравителю было знать о том, что с переполняющей его силой Источника отважный Цун ле Го устоит против яда, что до сих пор был смертелен для любого чуда. Он лишь закашлялся и исторг горлом немного крови, а вместе с нею и всю отраву, а когда выпрямился, по-прежнему неукротимо сверкали его глаза, и голос был тверд, и все в замке услышали его слова.
– Ярл Тар, ты желал отравить меня исподтишка и вероломно, не поведав, в чем я виноват перед тобой, и не позволив говорить в свою защиту. Своей низостью опозорил ты род ле Бра и не заслужил смерти в честном поединке. Однако ж вызываю я тебя на бой по правилам Крови ради памяти твоего сына Маута ле Бра, который своим мужеством и кровью искупил бесчестье, запятнавшее твой род из-за твоей подлости. Выбирай оружие, я же клянусь перед всеми, что буду сражаться таким же и не воспользуюсь обретенными мною силами.
И, поглядев на Саламандр, понял ярл Тар, что все они недовольны его поступком и не станут по его слову нападать на рыцарей Цуна ле Го. Тогда он выбрал боевой топор и, раскрутив его перед собой, бросился на соперника, едва лишь тому успели поднести оружие.
Не дрогнув, хоть и был ему привычнее меч, Цун отразил удар смертоносного лезвия, и еще один, а когда ударил сам, так велика была сила этого удара, что не смог Тар удержать топора в руках. Цун же вновь взмахнул своим оружием, и закаленное, как должно, железо разрубило шлем ярла сбоку и снесло половину головы.
– Унесите его, – сказал Цун слугам, – и похороните с честью рядом с предками, ибо пал ярл в бою и кровью смыл позор со своего имени.
Воины собирались возле замка; все они хотели видеть Цуна ле Го своим правителем и принести ему присягу. Он же, выйдя к ним, заговорил так:
– Поистине, роковую ошибку совершил Тар, мысля, что намереваюсь я отнять у него власть над Саламандрами и сам сделаться ярлом.
– Кто же будет им, если не ты? – спрашивали рыцари.
– Тот, кого вы себе изберете, ибо сын и наследник Тара пал в Мангладаре смертью героя. Путь же, который вижу я перед собой – не для одного племени, сколь бы отважным оно ни было. Только вся Чудь, плечом к плечу, сможет пройти по нему и завоевать великую награду – благословенный мир, что по-разному именуется в песнях и легендах, однако ж те, кому случилось побывать там, запомнили и передали сыновьям и внукам, что он зовется Землей.
Великое изумление охватило Саламандр, словно не Цун, а герой из древних летописей ожил и говорил перед ними.
– Внемлите же мне, чуды! Оставьте мысли о том, что в походе я выжил из ума и рассказываю бабкины сказки! Раз за разом убеждался я, что Земля – не сказка, а совершенный мир, со времен явления Первых детей Спящего принадлежавший сильнейшим. Асуры властвовали в нем, пока их не разгромили навы. О временах их могущества по сей день кое-где говорят опасливым шепотом, но и они в свой черед потеряли Землю. И если мы желаем, чтобы настал наш черед, мы должны перестать быть племенами, что живут и странствуют сами по себе, сражаясь за того, кто дороже заплатит. Мы должны стать единой и могучей Чудью, должны сравняться с сильнейшими и превзойти их! Лишь тогда будет ждать нас величайшая наша победа!
– Как же сравняемся мы с теми, чьему колдовству подвластны и огонь, и вода, и камни?
– Научившись владеть магическими силами не хуже, чем они, – просто ответил Цун ле Го, и в новом изумлении воззрились на него храбрейшие из рыцарей. Легко сказать!
И спутники его, что уже несли в себе частицу мощи Амулета, обращались к своим родичам и друзьям и показывали, как переменила их обретенная сила.
И вот, Цун ле Го, за коим следовали все Саламандры – и воины, и старцы, и женщины с детьми на руках – отправился туда, где начиналась дорога к перевалу Кетар, и древний каменный утес возвышался ее стражем. Остальной камень в тех местах извели для строительства, утес же был настолько тверд, что не поддавался обработке.
Алое зарево, идущее от Амулета, окутало рыцаря с ног до головы, и меч его запылал, словно только что вынутый из горна. Цун издал громогласный боевой клич и вонзил клинок по самую рукоять прямо в каменную твердь. Затем, отойдя, вновь обратился к племени:
– Сможет ли кто из вас вернуть мне мой меч?
Самые сильные из воинов подошли туда и сказали:
– Невозможно вытащить меча, не разрушив скалу, камень же этот таков, что могучий молотобоец любым орудием разве что сколет малый кусочек. Поистине, великие силы ты приобрел!
– Не я один. Я создал Источник, и сил его хватит на многих и многих. Подойди сюда, славный Грайм де Лано из племени Горностая. Смотрите все!
И все увидели, как рыцарь Грайм провел по камню руками, прошептал что-то и, напрягши мышцы, потянул за рукоять. Раздался громкий скрежет – несокрушимый утес пядь за пядью освобождал свою добычу. В полной тишине рыцарь преклонил перед Цуном колено и поднес ему клинок. Ле Го препоясался им и вернулся к скале, и отблески Амулета вновь сияли вокруг него, превращая в гиганта, способного бросить вызов владыке любой империи. Тяжко и гулко хрустнул каменный хребет, и основание утеса разверзлось трещиной. Те, кто стоял ближе, увидел, как забил из камня источник, и дерзнули, подойдя, испробовать воды, ибо Цун не останавливал их. Вода же эта, вытекающая из самых глубин, была чище и лучше той, что давали колодцы.
А Цун ле Го направил свою силу на одинокое сухое дерево, и тотчас занялось оно, затрещало в жарком пламени и спустя малое время превратилось в горку золы. И тогда вышел вперед один из самых родовитых и прославленных рыцарей.
– Будет ли нам дозволено познать мощь твоего Источника?
– Всем, кому будет она по силам. И не называй Источник моим, доблестный Бальд, ибо не ради себя, а ради Чуди я искал знание и желал подчинить своей воле истинную магию, а не доступные нам до сей поры крохи. Теперь же настало иное время, и много славных страниц прибавит оно к нашим хроникам!
– Да будет так! – выкрикнули все в один голос. И рыцари, склонившись перед Цуном, возгласили:
– Веди нас в битву! Во славу Чуди!
– Не так скоро, храбрецы. Прежде должно нам собрать воедино все силы Чуди и научиться с толком использовать то, что мы обрели. Нелегкие труды предстоят нам с завтрашнего дня. Сегодняшний же день мы посвятим праздничному пиру, где почтим память павших со славой и выпьем за будущую победу.
И еще добавил великий Цун ле Го, выждав, пока стихнут здравицы и радостные крики.
– Клянусь, что поведу вас по Земле, и мы воздвигнем там свои замки. Жди нас, благословенный с первых снов Спящего мир!
Никто на Земле не слышал и не мог услышать этой клятвы. Лишь проснулась в своей постели старая жрица; темные и страшные видения проносились перед ней – горящие города, заполонившие все небо могучие драконы и рыжеволосые воины, в чьей горячей крови кипела молодая сила и магия Амулета. И бессилен был устоять перед этим натиском Великий Дом Людь.
Через три дня жрица скончалась, никому не поведав о том, что открылось ей в будущем.
Да и кто стал бы слушать удаленную из Круга и забытую всеми старуху в дни торжеств по случаю коронации блистательной королевы Изары?
@темы: Чуды, Конкурс/челлендж/фикатон, Рассказ, Слэш
-
-
22.12.2012 в 16:21-
-
22.12.2012 в 17:59-
-
22.12.2012 в 18:27Ой, что-то наглая кошка со своими комментариями влезла вперёд автора заявки... Вьёрга, извини!
-
-
22.12.2012 в 18:51-
-
23.12.2012 в 20:48-
-
23.12.2012 в 21:06-
-
23.12.2012 в 23:17-
-
24.12.2012 в 04:28от лица автора, со страдальческим видом лившего в эпос нужную дозу пафоса-
-
24.12.2012 в 14:06-
-
24.12.2012 в 14:20-
-
25.12.2012 в 01:21Уж Эпос - так Эпос.)))
Спасибо всем, кто похвалил автора!!!)))
-
-
25.12.2012 в 04:34Автор весьма рад, что его хватило
-
-
25.12.2012 в 20:13Хе-хе, почему же любитель?
Эпос пафосен, пафос эпичен, чуды впереди планеты всей! ) Автор, респект!
-
-
25.12.2012 в 20:21чуды впереди планеты всей!
Обижаете...)) Впереди минимум нескольких планет.
А вообще, кто эпос "складывал", тот и впереди, как положено))
-
-
25.12.2012 в 20:35Обижаете...))
Чудов? )) Ничего, переживут.
А вообще, кто эпос "складывал", тот и впереди, как положено))
Да-да, законы жанра - это святое! )
-
-
25.12.2012 в 20:40Ничего, переживут.
да Цуну-то давно пофиг)) Но у него есть благодарные потомки))
-
-
25.12.2012 в 20:46-
-
25.12.2012 в 20:52-
-
25.12.2012 в 20:52-
-
25.12.2012 в 20:53-
-
28.12.2012 в 16:34обменщик
-
-
28.12.2012 в 16:36автор
-
-
08.01.2013 в 15:25-
-
08.01.2013 в 21:32кинуть вам в умыл?
-
-
08.01.2013 в 21:40третьего тэга там совсем немного, и рейтинг невысокий. Это же эпос все-таки, а не пвп. Но автор-то слешер, потому, видимо, и не смог не упомянуть. )
-
-
10.01.2013 в 21:11Дарга, как плохо что зимой ромашки не растут....
-
-
10.01.2013 в 22:14-
-
11.01.2013 в 11:29Дарга,
Я зашьюсь гадать если буду ощипывать свою елку.
-
-
11.01.2013 в 12:09пожалуйста))
-
-
11.01.2013 в 13:18а кому легко? ))